Город пахнет тобою… - стр. 41

– Да, я такая, – сказала кокетливо. Голос выдает. Дрожит. Но глаза сухие. Не дождешься. – Видели, глазки, что брали, теперь жрите.

Ошарашенный словами брата Дэн отмер.

Я почувствовала, как между близнецами прошел огромный разряд тока.

Шаг.

Короткий замах руки.

Тиль летит в комнату. Сбивает стол, на котором разбросаны мои вещи.

Дэн тигром кидается на него.

– Дэн! – едва успеваю повиснуть у него на шее. Убьет! Или покалечит! Но точно изобьет сейчас сильно. – Дэн, – шепчу я. И голос срывается, дрожит сильнее. Тело трясет, как в лихорадке. Он крепко прижимает меня к себе, зарывается носом в волосы и быстро говорит на ухо:

– Не смей реветь, слышишь! Иди к себе сегодня. Я тут разберусь. А завтра все будет хорошо, слышишь? Завтра все будет хорошо. Ты мне веришь?

Я кивнула, кое-как сдерживая слезы.

– Прости его. Он сам не понимает, что говорит, слышишь? Иди к себе, хорошо? Ложись спать, ладно? Иди… Завтра. Всё. Будет. Хорошо. Ты мне веришь? Иди.

Дэн отлепил меня от себя. Тиль невменяемым взглядом рассматривал гостиную и что-то пытался сказать. Я сгребла свои вещи обратно в сумку, схватила ключи и выбежала из квартиры. В голове эхом звучало: «Содержанка… Это бляди, которых мы ебем…»

Дрожащие руки долго не могли открыть дверь. Ноги подкашивались. Я прислонилась к стене и сделала глубокий вдох, медленный выдох. Надо успокоиться. Просто успокоиться. Меня трясло. Трясло так, что челюсть сводило и в груди все крутило, словно включили огромные лопасти. Дышать больно. Стоять трудно. Жить невозможно. Сползла на коврик под дверью, с горем пополам прикурила. Легкие наполнились дымом. Больно. Будто в горле кактус застрял, чувствую, как его иголки раздирают гортань, и ничего не могу с этим поделать. Первый раз в жизни руки дрожат настолько сильно. Да и саму трясет. Может тут где-то источник тока? Не может так трясти тело… Вдох. Медленный выдох. В голове пусто. Лишь два слова переливаются всеми цветами радуги – содержанка и блядь. Затягиваюсь так, что давлюсь дымом, обжигаю губы. Так плохо, что даже плакать не могу. Хочу, но не могу. Кое-как встаю. Пробую еще раз открыть дверь. Вроде бы получается.

Вваливаюсь в квартиру, словно пьяная. Включаю везде свет. Осматриваюсь. Я почти тут не живу. Тиль сам нашел эту квартиру, сам договорился, сам обустраивал. Он хотел, чтобы мне было уютно в его стране. Он сделал все, чтобы мне хотелось возвращаться сюда. И я с удовольствием возвращалась. Только не жила тут, жила у него и с ним. Но у меня была моя квартира, маленькая, уютная, продуманная до мелочей, куда я всегда могла сбежать от него, побыть одна, поработать, спрятаться. Тиль запретил мне привозить из России свои вещи, кроме самых любимых. Он заказал и купил все сам, одев меня с ног до головы. Даже расчески, резинки для волос и предметы гигиены купил мне он. Он хотел, чтобы у меня всё было, как дома, будто бы я никогда отсюда и не уезжала, будто бы всегда тут жила, а не просто первый раз переступила порог неизвестного мне места. А сейчас я смотрела на все эти подушки на диване, на плед, которым мы укрывались, на музыкальный центр, цветы на окнах, на полки с обувью и вешалки с одеждой, которые видны за приоткрытой дверью в гардеробную, смотрела на фигурки в серванте и вазочки, фильмотеку, которую он подбирал для меня… Он подарил мне новую жизнь. Жизнь, в которой есть только он и никого другого. Он купил мне новую жизнь. Он не хотел, чтобы в моей жизни присутствовали другие, чтобы я взяла что-то из прошлого. Только он. С чистого листа. Это не моя жизнь. Здесь нет ничего моего. Здесь всё куплено им. Даже пепельницы… Даже эти бусы… Я дернула их с себя. Улыбнулась, глядя, как бусины, подпрыгивая, разлетаются по полу. Содержанка. А ведь он прав. Я – содержанка. Блядь, которую купили. В принца поверила? Принцессой себя вообразила? Такая большая…