Город пахнет тобою… - стр. 40
На пороге стоял Тиль. Нет, не стоял. Висел. Пытался стоять, но больше висел. На девушке. Оба пьяные настолько, что даже сфокусироваться не могут на нас. Девушка получше. Тиль вообще никакой.
– Здрасти, – промолвила красавица, смело заходя в квартиру. За ней кое-как втек Тиль.
Мы с Дэном с недоумением пялились на гостью и ее спутника.
– Тилли немного перебрал, – заплетающимся языком сообщила девушка. При этом Тиль предпринял попытку распрямиться и пьяно полез к ней целоваться. Она встряхнула его: – Тилли, любовь моя, тут же люди!
– Ааа, – вскинул кудлатую голову Тиль и уставился на нас, явно пытаясь понять, кто перед ним стоит. – Аааа, – махнул рукой. – Это не люди…
Он постарался отцепиться от девушки. Распрямился. Ноги все равно разъезжаются, как на коньках. Его повело в сторону. Тиль схватился за стену и замер, водя в воздухе пальцем, указывая примерно в сторону Дэна.
– Это мой брат… Ну типа брат… Ну… Как бы тебе объяснить? В общем он старше меня на десять минут… Но я все равно первый.
Дэн недовольно причмокнул и закатил глаза.
Я стояла и не знала, что делать. Рассматривала девушку. Симпатичная. Волосы рыжие, кучерявые, до плеч. Глаза серые, небольшие. Нос уточкой. Губы тонкие. Одета очень стильно и дорого. Хорошая фигура. Девушка в свою очередь пыталась удержать равновесие, поглядывала в мою сторону. Раздражал ее постоянный скулеж и противное: «Тилли, любовь моя!» Какой он тебе Тилли, дура!
– А это… – вдруг обнаружил меня мой невменяемый принц.
– Да? Кто это? – вякнула гостья.
Я заинтересованно склонила голову, надевая на лицо улыбку. Да, кто я? Удивлял его взгляд – холодный, колкий, с примесью гневной ненависти. Сейчас какую-то гадость отмочит.
– А это… Это так… Наша группис… Знаешь, кто такие группис?.. Не?.. Ну, это бляди, которых мы ебем, о! Кто попросит, тому и дает, да? Всем дает, да? Содержанка это… И группис… которых мы ебем…
Это была не гадость. И даже не удар под дых. Это было даже болезненнее сильнейшего удара по яйцам, как его описывают парни. В груди словно внезапно открылся вакуумный насос, который одним махом собрал все и всосал в себя, вырывая с мясом внутренности, ломая кости, оставляя лишь безвольную оболочку из кожи, которая каким-то образом застыла в прежней форме. Меня как будто изнутри выскребли ледяным скребком и набили кубиками льда, отчего руки мелко и противно задрожали. Какой-то чудом сохранившийся кусочек мозга велел мне улыбаться. Я всегда улыбаюсь, когда мне больно. Так приучила меня жизнь. Так в крови, которой больше нет. Которая застыла. Свернулась. Превратилась в лед и рассыпалась в грубых руках. Я улыбнулась шире прежнего, аж губам стало больно, а мышцы начало сводить.