Город не от мира сего. Цикл «Хроники Обсервера». Часть I - стр. 38

Если я полюблю без ответа

Я не стану винить никого

Ни Создателя, ни человека

Ни властителя мира сего

Я постигла: нельзя быть счастливой

Средь обмана, иллюзий и слёз

Все пути здесь устроены криво

Все надежды сбываются вкось

Но я верю: на свете есть Город

Без тщеты и проклятья богов

Совершенный, невидимый город

Город… не от мира сего…

Мария Фрейнир, 7.01.41

Покончив с грёзами, Мария включила приёмник всевещания и наткнулась на укровийскую передачу, где один из маргинальных политиков убеждал зрителей, что настал идеальный момент покончить с независимостью Евразилии. Мол, пора мобилизовать все ресурсы, и, заручившись поддержкой миротворцев СБСР и заокеанских союзников, вернуть северо-восточные территории, покуда те в глубоком кризисе. Хватит им-де гулять на свободе, пора назад, под крыло «метрополии». «Иначе империя не успокоится! – брызжа слюной, вещал он. – Они будут продолжать провокации, попытки подрывать устои свободного мира, пытаясь вернуть своё профуканное величие!». Мария переключила кнопку, но увидела заставку Бугорковского канала. Не то. Испражнениям местных звёзд, типа Всеволода Крюкача, она давно не верила. Она вздохнула и нашла черкасские новости.

Кадры замелькали, показывая блок-посты, пугающие надписи новокеноаницей «КАРАНТИН» на щитах загородивших дорогу, и мёртвые тела, которые из-за чрезвычайной заразности сжигали вместе с домами. Она вспомнила слова Германа об истинных причинах «карантина» и ужаснулась своей догадке: тела «сжигают» не потому, что они заразны, а чтобы скрыть тот факт, что они уже погибли в огне. От обстрела или бомбардировки. Ясное дело, это злодеяния чужеземцев с нашивками Дагона на военной форме.

Потом камера показала лицо новостничего, в котором она без труда узнала сегодняшнего случайного знакомца, Андрея.

– Берегите себя, – сказал он, завершая выпуск, и его голос, как ей показалось, виновато дрогнул.

Мария вырвала шнур из сети и, рухнув лицом в подушку, зарыдала.

Ты, ел и пил, был презираем скрыто.

И умер. Всё. Не так ли дохнет скот?

Лишь хлев был шире, да пышней корыто…

Байрон. Паломничество Чайльд-Гарольда

Предчувствие.

Довольно длинное слово, казалось бы, а толком ничего не объясняет. Быть может, предчувствие – это когда в солнечном сплетении жгутик нервов скручивается свастикой, как спиральные рукава галактик, и выжимает в сознание каплю интуитивного знания о будущем.

Или когда на затылок опускается невесомая, но ощутимая вуаль, на которой проступают контуры и конфигурации подсознательных решений. Наконец, если внутри позвоночника включается некий лифт, на котором с верхних заоблачных чакр к нижним спускается безмолвное знание, это тоже похоже на предчувствие. Всё можно представить как метафору, и предчувствие тоже. Проблема не в том, как его определять, а в том, что с ним делать, когда оно возникло. Когда мир начинает катиться к чертям, новостничие первыми попадают под его каток. И выдерживают стресс только те, кто покрылся толстой коркой профессионального бесчувствия.