Город. Между архитектурным проектом и информационной сетью - стр. 6

показывает, что город был главным местом, где произошло разделение труда и складывание рынков. Структуры городов тормозили или способствовали этим процессам. Однако к XVI веку во Флоренции, в Венеции, Милане, Генуе, Марселе и Севилье сложился «торговый капитал», что позволило стать им местами новых форм промышленного производства. Именно новый порядок городов сформировал промышленность, успешность которой давала европейским державам власть, несоизмеримую с властью, которую можно было достигать посредством войн. Политическая и экономическая власти становятся неотделимы друг от друга.

У Макса Вебера город возникает как часть исторического процесса, в ходе которого общество создает институты, с помощью которых оно будет политически и экономически доминировать. Таким образом, динамические процессы городской среды подвергаются институциональной организации, в результате чего создается бюрократическая рационализация. Плодом соединения бюрократической машины с политикой является национальное государство. Установленный таким образом порядок национального государства корреспондирует с максимальной территориализацией идентичности обитателя города. Порядок национальных государств, вышедший из номенклатурной сетки городских институтов, как показывает Ирвинг Гофман, означал порядок однородности, классифицированной в информационные таблицы, согласно принадлежности к определенной нации, месту жительства и сегменту в социальной стратификации. Предельная территориализированная идентичность корреспондировала с: а) жестко установленной территорией национальных государств вместо территории священного центра власти бога или суверена; b) правами национального государства и правами человека вместо иррационального космологического порядка; с) паспортом, удостоверениями личности и иными таблицами регистрации вместо пространства личного знакомства и доверия. Растущая роль надзора и контроля в развитии национальных Государств Нового времени привела к уничтожению идентичности.

На протяжении XIX века вместе с развитием индустриального города появляются и новые науки о человеке – социология, психология, психиатрия и психоанализ, важными объектами исследований которых являются наводнившие большие города человеческие массы и причины всё возрастающих психических заболеваний. Типичный человек, живущий в мегаполисе, это человек производящий блага, значения и смыслы, но он же является и продуктом сбоя производства, поскольку он болен, он не может приспособиться к окружающей среде. В этом контексте Георг Зиммель задает вопрос: «Как личность уживается с окружающей средой?», «каким образом субъект ладит с внешними силами и стимулами?». Ответом становится его знаменитый концепт «высокомерия большого города» как вынужденной реакции самосохранения перегруженной стимулами чувственности человека. Человек вырабатывает «бесчувственное равнодушие», чтобы защитить себя и приспособиться к разрушающему здоровую чувственность шквалу ежедневных взаимодействий с массами людей, знаков и сигналов. Кульминацией этого затвердевания в безразличии к ближнему становится новый вид социальной связи и обретение индивидом новой социальной свободы и скорости. Новый городской индивид делает сам себя именно потому, что он не застревает в сплетениях «человеческого» и не скован обязательствами традиционного сплоченного сообщества. Теперь человек, сформированный мегаполисом, проявляет себя не только как объект производства и экономики, но и как объект знания о нем, знания, осуществляющего разделение нормативного и ненормального, на основании которого нас принимают или выводят в субпространства больниц и тюрем. Последний аспект был исследован Мишелем Фуко в его работах «История тюрем», «История безумия». Так, став объектом соединения капитализма и бюрократии, с одной стороны, и объектом исследований, с другой, человек исчез, на месте его оказались потоки желания и симптомы.