Горничная Карнеги - стр. 43

Глядя на четверых малышей – а ведь скоро появится пятый! – я легко представляла себе, как она уставала.

Патрик указал жестом на стол.

– Садись, не стесняйся. Расскажи, как добралась из Ирландии. Мы думали, ты соберешься к нам раньше. Но лучше поздно, чем никогда.

Я уселась за стол, накрытый, как я и предполагала, к праздничной трапезе блюдами из лучших продуктов, которые могла позволить себе семья моего дяди. Тушеный кролик, вареный картофель, буханка хлеба – сущая малость по сравнению с застольями в доме Карнеги, но все равно славный обед, незамысловатый и сытный. И, судя по состоянию дядиной семьи и их дома, деньги на этот обед были заработаны потом и кровью.

После нескольких месяцев притворного англо-ирландского акцента мой настоящий ирландский говор давался мне с трудом.

– Не стоило так тратиться.

– Вот еще глупости, – сказал Патрик. – Здесь у меня есть работа. Крепкая, постоянная работа на литейном заводе, как я писал твоей матери. Мы можем позволить себе снимать дом на семью. Без соседства с чужими людьми. – Он с гордостью посмотрел на жену. – Наши дети одеты-обуты, мы всегда можем их прокормить. Мы не голодаем, как было в Голуэе.

– А я беру штопку или шью по ночам. Тоже подспорье, – добавила Мейв, гордая своим вкладом в семейный достаток. – Вот сегодня опять буду шить.

Я застыла, не донеся вилку до рта. У меня все перевернулось внутри при одной мысли, что эта усталая хрупкая женщина, которая растила четверых малолетних детей – и ждала пятого, – шила и штопала по ночам при тусклом свете свечи, чтобы заработать лишние гроши и выставить достойное угощение для гостьи. Мне было очень неловко осознавать, что я отбирала еду у этих детишек. Кусок не лез в горло.

Но я не могла отказаться от угощения. Отказ оскорбил бы Лэмбов, а мне совсем не хотелось обижать эту гордую семью. Поэтому я съела все, что лежало в моей тарелке. За столом мы говорили о моей службе в доме Карнеги. Я сказала Патрику и Мейв, что работала посудомойкой. То же самое я написала домой. Ни одной девушке нашего социального происхождения не позволили бы служить личной горничной при хозяйке богатого дома, и никому в целом мире не следовало знать, каким нечестным путем я сумела устроиться на это место. Стыдясь своего вранья, я поспешила перевести разговор на житье-бытье Патрика и Мейв здесь, в Питсбурге. Они рассказали о непростой и опасной работе Патрика на чугунолитейном заводе; о постоянных конфликтах среди групп иммигрантов, стремившихся к более высокому положению в местной иерархии; о непрестанной битве Мейв с сажей и копотью – битве усердной, но заведомо проигрышной; об угрозе холеры из-за отсутствия канализации. Слушать об этом было больно, но я напоминала себе, что Лэмбам не нужна моя жалость. Хотя черная сажа накрепко въелась в их кожу и пропитала весь дом, хотя Патрику приходилось работать на опасном промышленном производстве, здесь они все равно жили лучше, чем в Голуэе, где люди гибли от голода целыми семьями, а многие из уцелевших остались без всяких средств к существованию.