Горькое логово - стр. 7

А учителей он не беспокоил, разве только когда убегал или изредка дрался. Был мальчиком «разумным», послушным, вежливым, с аккуратными тетрадками, никогда не вел себя глупо или шумно, на любой вопрос по уроку у него был «развернутый ответ» – учителей устраивал. И учился хорошо, даже когда было очень скучно. Правда, никакой заслуги в этом не было: ум и воля либо есть, либо нет. У него были. Но это ведь генотип, наследственность, а не достижение. Гордиться нечем. Он пользовался мозгом как хорошим инструментом. Привязался к математике, надеясь, что она поможет ему пережить эту бесконечную школьную зиму. Даже снова взял в библиотеке сборник задач (адский) для математических олимпиад, и вторую неделю с ним воевал.

Сейчас был на середине книжки и уже поверил, что победа будет за ним. Глядя на страницу, он несколько минут сосредоточенно гонял иксы и числа, но вдруг снова нечаянно посмотрел за окно. По-зимнему темнеет, мокрый ветер залепляет белым стволы деревьев – бродячая собака не станет болтаться по улицам. А завтра выходные, и гулять побоятся отпустить: мучайся два дня, не зная, куда приткнуться, чтоб не мешать. И потом опять в школу, и опять продленка до темноты, и уроки. И из дома в школу, и с продленки домой – как под конвоем.

И ничего такого, чтоб небо перестало быть черным.

Кто-то в нем рявкнул от обиды, а уравнения расползлись. Вообще-то наплевать ему на все. Он к чему угодно привыкнет, ведь привык к тому, что особенно никому не нужен. Что на самом деле он ничей. Он видел «свидетельство об опеке» своими глазами. Привык, что всем вокруг обязан. Он ко всему привыкнет, даже если в интернат для математически одаренных заберут, как шептались недавно на кухне. Ну и пусть забирают. Он и оттуда убежит, если захочет. И ко всему привыкнет. Даже – жить один. Привык ведь уже, что между ним и всеми остальными людьми, даже «родителями», стоит невидимая стена. И он их не слышит и не понимает, и они его не слышат.

Неужели привыкнет и к тому, что будет не слышно золотой волчий зов?

Кого-то отругав, вышла учительница, и все тут же побросали уроки и развеселились. Бессмысленный детский шум. Бесит. Какие же он глупые… Терпеть? Еще минут сорок до того, как за ним придут. Взгляд поднимало от тетрадки к окну. Сумерки. Тоска взорвалась, и псих внутри разрыдался.

– Мало тебе было ночных вокзалов!

– Последний раз!

– Пропадешь, дурак!

– Самый последний…

– Да нельзя же!

Внизу за окном вспыхнул золотой фонарь. Заплакать? Он лишь еще посмотрел за окно (лабиринты бесприютных темных уличных пространств) и аккуратно закрыл тетрадку и книжку. Еще аккуратнее и медлительнее убирал ручку в пенал…