Горькое логово - стр. 58

Император… Почему именно Ярун – это император? Ярун, о котором он как о императоре то и дело забывал? Ярун казался ему кем-то вроде забытого родственника или даже отца, вроде волшебника, вроде единственного в мире человека, которого он чувствует как своего, как родного – об этом он думать не то что бы боялся, а – не мог, столбенел. Даже о Драконе думать было легче. В общем, император заботится о всеобщем процветании, какую-то долю конфессиональных забот оставляя Ордену, который заботится об этике по мелочам и о управлении энергиями масс, все благополучны и счастливы, энергоресурсы неисчерпаемы. Дракон торжественно плывет в своем бесконечном странствии и одновременно представляет собой всеобъемлющий государственный символ.

Это объяснение миропорядка Сташке вроде бы нравилось. Но не совсем. Он его хорошо понял – да и, кажется, знал всегда, что все именно так и устроено… Но что же все таки не так? В чем неправда? В чем подвох?

Еще, чем больше он размышлял, тем больше Дракон в самом деле казался ему не только группой соседних звезд, объединенных под одной короной. Есть что-то еще, какая-то связь между звездами, кроме рейсов космических кораблей. Сеть? Нервы и сосуды. Не по ним ли летают волшебные гонцы с Берега? И о чем говорили волшебные ребятки там в зимнем лесу? Ух, а если Дракон-то живой – и условие его жизни – Сеть? – на самом деле? Ему ведь снилось тогда у Яруна что-то такое… Будто он сам – Дракон. Как это может быть? Дракон – это созвездие и государство, но главное, допустим, что он – это такой огромный космический обитатель. Звездная зверюга огромная, ледяная… Башка, сердце, крылья… Но почему Дракон тогда слепой? Сташка испугался и сбился с мысли. Понял только: тот, кто придумывал названия первым звездам Дракона, точно знал, что Дракон живой. Это не совпадение, это ключ к тайне, код, который все принимают за условные символы. А кто придумывал?

Откуда вообще Дракон взялся?

Сам он какое вообще отношение к нему имеет?

Кто создал Сеть?

Но о живом Драконе учителя больше ничего не говорили. В классе объясняли лишь государственные инструменты управления – вроде единой этики, психологического комфорта общей морали и персонального чуда. Но эти объяснения нисколько не исключали космических снов. Сташка не верил в Дракона. Он его – чувствовал, с каждым днем все резче, этого Дракона с телом из звезд, энергий и вселенских чудес и сил. Чувствовал всем собой, всем телом, ершиком спинного хребта. А в снах он этим Драконом был. Никому не расскажешь, конечно. Даже Яруну. Может, астрофизика и не отрицает того, что у звезд есть душа, она есть, но они – просто звезды. Тогда, получается, душа должна быть у живого Дракона? Где она? В Сети? Какая она? Но он не слишком задерживался на этих мыслях, будто они проваливались в нем в какую-то сердечную пустоту. И всегда болело там, где сердце, будто его не было. Он трогал – нет, вот оно, тут: стучит, стучит, стучит. Почему иногда, в полусне, в ночной тьме или перед рассветом, кажется, что вместо сердца – пусто и ямка от него болит, кровоточит?