Горькое логово - стр. 60
Вспомнил он однажды и детское волшебство, прежние выдумки, потихоньку, прячась, попробовал снова – иначе зачем все эти звезды чудес? – и камешки легко и послушно танцевали над ладонью и меняли цвет, чайки, цепляясь корявыми когтями, садились на плечи, оставляя кровавые эполеты царапин. Даже странствия ветров в небе стали понятны. В ветрах и чайках, в воде, в скалах, в солнце жили энергии Сети, которым почему-то нравился мальчик Сташка, и они охотно слушались его и окутывали ласковой силой. Он ужасался и веселился, ощутив, что все легенды о волшебстве здесь – не сказки, и зря он так равнодушно слушал их на уроках. Это все реально. Даже есть Орден, хранящий тайны всяких чар и чудес. Когда он спросил у своих учителей, какими именно чудесами занимается Орден, как именно он использует энергию и какими инструментами можно повлиять на ход событий, что такое Круг – ему ответили, что все пока необходимое он уже знает, и велели писать изложение по скучной древней саге. Он написал. И занялся своими камешками всерьез и сугубо конспиративно. Понятно, кто запретил учителям отвечать. Кощею вообще такие его игры в чародейство не понравятся. Ну и пусть. Лишь бы он не разузнал про Сеть.
За атакой оздоровления, тренировок и бесконечных уроков стоял покой, и Сташка жалел, что недолгий. Он старательно, не поднимая головы, учился; когда отпускали, плавал или лазал по скалам вокруг замка, и тренер реже сопровождал, словно знал: случайно не сорвется. Сташка тоже это знал. Вместе с выносливостью проснулся и давний навык. Уроки самообороны прекратились, потому что Сташка, ставший жилистым и стремительным, вспомнил и показал тренеру такие приемы, что тот слегка испугался. Сташка тут же радостно забыл, как проще сворачивать человеку башку, и теперь лишь подставлял коричневые плечи палящему солнцу, упивался тишиной, лазал по скалам, то с веревками, то без, снимая ботинки с шипами, чтоб чувствовать под ступнями камешки, пыль и жесткую траву. Подолгу сидел на каком-нибудь уступе или зубце скалы, дышал бескрайним горячим простором, смотрел на синее-синее море и, чувствуя себя древним ящером, ни о чем не думал.
Все это повторялось изо дня в день, уже неотличимо и привычно, повторялись уроки в прохладном классе, потом, когда опять отпускали, повторялся оцепеневший послеполуденный зной, камни, напряжение мускулов и тишина с плеском моря внизу. Он стал будто бы туго-туго свитым из тех веревок, с которыми лазил по трудным скальным стенкам, стал выносливым и уверенным. Все было хорошо, кроме пустоты в сердце, к которой он уже притерпелся, но скоро покой остался только на горячих от солнца камнях. Внизу, в прохладном замке, стали накатывать предчувствие и тревога, точно так же, как в снежном лесу – скоро что-то случится. Как и должно, потому что времени прошло много, учителя им довольны, сам он стал сильным и цепким, как диверсант. Скоро его увезут отсюда.