Горькое логово - стр. 35
Совсем близко человеческим голосом запел волк.
Позвал к себе, и этот зов космически идеально совпал с решением его собственной воли. К нему, к волку. Он единственное родное существо здесь, он – смысл настоящей жизни.
Он превратит из зверя – в человека…
Он доверился и зову, и этой воле, несущей его в единственно возможное место, туда, где прервалась его прежняя настоящая жизнь. Летел во тьме тяжелой смерзшейся зверюгой, внутри которой орал от ужаса и беспомощным червячком извивался его нынешний ребячий ум. Наконец вывалился из Сети. врезался в тусклый безжалостный свет, а хранивший его кусок тьмы упал с тела и взорвался ледяными осколками на каменном теплом полу.
Зов оборвался.
Сташка по инерции перекатился – звякнули коньки – по шершавому граниту, замер, лег на пыльный камень щекой и вдохнул холодный горький, родной воздух. Глаз не открыть. Дышать надо… Пахнет прежним… Загрохотали тяжелые шаги, потом его торопливо подняли теплые руки, хоть и огромные, но совсем не жесткие и не страшные, прижали к большому сердцу, – он узнал своего родного белого волка и улыбнулся. Еле-еле поднял веки – почему-то волк был человеком, но он все равно его узнал, увидел, как он радуется ему, увидел синие глаза и из тающих сил сам обнял его.
Потом стало темно. Он чувствовал много взрослых вокруг себя – волк держал руку у него на лбу, и из-под его пальцев он посмотрел на сосредоточенных докторов и стариков в черном. Он не чувствовал боли, только знал, что с ним случилось что-то (рано было в Сеть) опасное, и трудно удерживаться на этом краю жизни. Но волк его спасет, и он залез головой глубже под его теплую ладонь и тут же опять уснул.
5. Смотритель маяка
– Это только приснилось, – плаксивого психа в себе он стал утешать, еще толком не проснувшись. Он помнил лишь прозрачный лед над черной бездной протоколов Сети и движение сквозь страшную тьму. И охотно согласился бы признать этот ужас сном или судорогами больного мозга, лишь бы открыть сейчас глаза и увидеть комнатку в доме-дереве. Или даже полосатые обои комнаты, где унылые учебники на письменном столе и все стирающий ноябрьский снегодождь над северным городом за окном… Но чужие, новые запахи и тоскливое постанывание обожженных нервов, которые все помнили, и крошки надежды не оставляли. Он успокоил себя: – Но ведь я же к чему угодно привыкну…
Открыл глаза.
Все вокруг было незнакомым. Но – нестрашным. Закрытая черная дверь. Серые стены, мягкий свет сквозь плотные задернутые гардины, запах чистоты от белоснежных подушки и одеяла. Вся эта тихая комнатка и особенно хорошая, узенькая кроватка успокаивали. Где же это он? Это настоящий мир, а не волшебный вирт, тут лешики не водятся…