Горькое логово - стр. 18
Яська допила чай, что-то сказала Гаю и по приставной лесенке залезла на печку, зашуршала там одеялами. Гай кивнул:
– Лезь. Я свет выключу.
– Сейчас. А Берег ваш – он где вообще?
– Дома.
– Где?
– Это я так говорю просто. Я имею в виду планету Дом, ну или еще говорят «Разум Дракона»… Ты что так смотришь?
– Это где Стоград, живет Император и все такое?
– Да.
– Я не задумывался, почему главная планета созвездия так называется. «Дом». А почему, Гай?
– Отвяжись, – взмолился Гай. – Откуда я знаю! Надо хоть часа три поспать. Лезь давай и спи сразу! Переход – силы нужны!
Сташка послушался, разулся, содрал свитер и школьный галстук, полез на печку. Горячие кирпичи там были в несколько слоев застелены разноцветными старыми ватными одеялами, валялись подушки в наволочках с цветочками, и едва глянув на это, он почти уснул. Яська, кажется, уже спала – только косички торчали из-под одеяла. Сил хватило только на то, чтоб доползти до подушки и упасть. А потом стало темно, и, кажется, одеялом его укрыл уже Гай.
Под утро смутная тревога заползла в сон. Еле-еле, по какому-то скользкому склону он вылез из сна. Темно, тихо, только дыхание Гая рядом и в углу нежное, милое посапывание Яськи. Все хорошо, спокойно, тепло….И больше не удержаться наяву…
Злобный, чужой голос вдруг прошипел что-то. Сташка подскочил. Ни Гая рядом, ни Яськи! И светло. Пахнет какой-то отравой… Пестрые пустые одеяла. На четвереньках он подобрался к краю: из комнаты какой-то человек выносил спящую Яську – только золотой невидимый след растаял, и зеленый краешек платья мелькнул в распахнутых крашеных дверках. А другой, посреди комнаты, громадный и тощий как Кощей, жуткий, шипел вслед тому, кто уносил Яську. Сквозь занавески безучастно слепило яркое солнце, на столе стояли вчерашние чашки, сверкала среди них фольга шоколадки – от равнодушия мира стало так страшно, что заболел живот. В какую-то ужасную гадость он вляпался. А Яську – куда ее унесли? Как спасать? Это вот уж точно не сказки…
Человек глянул на него – Сташка передернулся от его ледяного прозрачного взгляда, который вдруг стал по-человечески изумленным, живым. Взрослый растерянно посмотрел на аэрозольный баллончик в руке, очнулся, быстро сунул его в карман, что-то скомандовал в двери и прыгнул к печке. Сташка врезал ему по морде подушкой. Тот глухо выругался, и в комнату вломился еще кто-то. Стало тесно, Сташка изо всех сил швырнул еще подушку. Потом начал пинаться, но что толку, если босиком – кошмарная лапа тут же ухватила его за лодыжку и легко подтащила к краю. Свободной пяткой он успел влепить в рявкнувшее и щетинистое, но тут еще одни железные лапы ухватили его за бока и сволокли вниз. По пути он укусил чье-то запястье, выдрал два клока жестких волос и расцарапал твердую шею, ни на секунду не переставая выкручиваться. Внизу тоже пинался, извивался и кусался, пока его с головой не замотали туго в толстое одеяло. Тогда он, задыхаясь, беззвучно заскулил, но вдруг осознал, что никто ни разу его не ударил, хотя им проще всего было разочек стукнуть его по башке одним из железных кулаков и не мучиться с одеялом. И что все они молчат. И теперь его волокут куда-то тоже довольно аккуратно и молчат – только тяжело дышат.