Горькая полынь моей памяти - стр. 21
Равиль вышел из машины, приподнял в удивлении брови, оглядев Элю немного пристальней, чем понравилось бы Дамиру, но никак не прокомментировал «человечка» друга.
– Здравст… вуйте, – растерянно поздоровалась Эля, глядя на Равиля. Дамиру показалось, она запнулась, смутилась, кинув быстрый взгляд в машину.
– Здравствуйте. Равиль, – тут же представился друг.
– Элеонора. Эля, – растерянно ответила Эля.
– Расшаркивание закончилось, надеюсь? – сдерживая откуда-то взявшуюся злость и ревность, заметил Дамир и открыл Эле заднюю дверь. – Карима, это Эля. Эля, это Карима. Опаздываем, поторопись, – он подтолкнул замершую в нерешительности Элеонору и резво запрыгнул на водительское место.
В кинотеатр они добрались почти к началу сеанса, к счастью, свободные места были. Пока Дамир покупал билеты, Равиль взял колу и попкорн, заставив Кариму зардеться, будто он интимный подарок преподнёс.
Кино Дамиру не понравилось. Какая-то лютая чушь про вампиров в париках и с сиреневыми губами, почему-то не жрущих людей, и оборотней, которые тоже людьми брезговали. И любовь, конечно, куда без любви? Странная любовь напудренного вампира со страшненькой девочкой. Ни тебе рек крови, ни жарких поцелуев, ни перестрелок, вообще глазу зацепиться не за что. Хоть бы грудь была у актрисы…
Впрочем, особо в происходящее на экране Дамир не всматривался, оно ему скорей мешало, отвлекало от Эли, не отводящей взгляда от действия. Девчонка даже пару раз пискнула, прикрыв рот ладонями. Равиль с Каримой сидели впереди, остались места только порознь. Дамир не мог рассмотреть точно, что они делали – какая-то парочка постоянно шепталась, парень нагибался к её лицу, она поворачивалась к нему, но кто это был… Одни очертания затылков на фоне яркого экрана. К тому же стало плевать, не станут же они переходить границы в кинотеатре, а немного переживаний сестрёнке полезно, наверное.
Сильнее Дамир был занят Элей, её тонким профилем в свете экрана, вздымающейся грудью под соблазнительными воланами, юркой ладонью, ныряющей за попкорном, и тем, как она скармливала этот ужасный продукт Дамиру с рук. Он задевал губами кожу на руке, ловил тонкие пальцы, чувствуя пластину гладкого ногтя и папиллярный рисунок, опаляя дыханием тонкую ладонь.
Какая это была игра – тонкая, на грани невинности, за гранью чувственности. И его рука, небрежно опустившаяся на плечо Эли, выводившая подушечками пальцев лёгкие, едва задевающие круги. Одурманивающий аромат, остро-горький, летний, свободный. Полудвижения, едва ли намёки, лишь намётки на скрытое за занавесом, чувственное, откровенное обещание большего.