Горькая доля детства. Рассказы о днях оккупации - стр. 9
Деревня наша расположена неподалеку от западной границы. По прямой – в каких-нибудь двадцати километрах от нее. По любым меркам – это не расстояние. Поэтому признаки приближения войны, о которой все откровеннее говорилось летом 1941 года, люди почувствовали здесь раньше, чем в белорусской глубинке.
Так началась беседа с давним моим знакомым – академиком Владимиром Васильевичем Гниломедовым. Как и в аспирантские годы, он также приветлив и готов к серьезному разговору. Тем более, что тема войны для него не пустой звук. Она прошлась и по его только что начинавшейся жизни.
– Тем грозным для страны летом 1941 года, – вспоминает Володя, – над деревней частенько стали пролетать самолеты. Чьи они, никто толком не знал. Гул их был слышен и утром 22 июня, но на него не обратили особого внимания. Привыкли. А через какое-то время радио сообщило, что Германия напала на Советский Союз.
Вскоре появились и сами завоеватели. Они ехали в сторону Каменца на мотоциклах с колясками… С автоматами на груди, в серо-зеленых мундирах с закатанными рукавами и в касках, под которыми блестели черные очки. Спереди на каждом мотоцикле был закреплен пулемет. Сделав короткую остановку в деревне, покатили дальше по дороге на райцентр. Похоже, что это была разведка. За ней, грохоча и поднимая тучи пыли, проследовала военная техника. С одной из машин соскочили солдаты, разделись и стали обливаться колодезной водой. К ним присоединялись новые партии. А потом начался всеобщий обход дворов с изъятием кур, яиц, масла, поросят и прочей крестьянской продукции. Основательно подчистили съестные припасы сельчан.
После первой встречи немцев долго не видели. Огненный вал войны покатился дальше на восток и пущане очутились в глубоком тылу. Но без внимания деревню немцы не оставили. Новая власть появилась уже в середине июля. Избрали старосту и его помощников. Население обязали работать, а продукцию сдавать на нужды рейха. За неповиновение – расстрел. Жить приходилось под постоянным страхом.
Повсюду собирались списки советских активистов – коммунистов, работников НКВД, а также красноармейцев и евреев. Судьба их, судя по слухам из других мест, была предрешена – расстрел. У нас в пособники Советов записали даже начальника почты. Отвезли его в Каменец и долго с пристрастием допытывали, а в конце допроса жестоко побили. Чудом удалось избежать смерти.
А полицаи за малейшую провинность наказывали даже мальчишек. Однажды и я попал под их скорую на расправу руку. В тот нестерпимо жаркий летний день пас гусей за околицей. Птицы мирно пощипывали траву, в которой безумолчно стрекотали кузнечики, а я пробовал жевать горьковатый на вкус придорожный щавель. Пытаясь еще чем-нибудь развлечься, во весь голос затянул любимую песню: