Горечь сердца (сборник) - стр. 50
– Да сестры тоже в энтем деле не отстанут. Золовка – змеиная головка.
– Сестры замуж повыходят.
– Замуж… Кто их возьмёт? «Вековухи». Эх, – выплеснул он главную свою печаль, – только-то девка в силу начнёт входить… Тут бы её и запрячь. Так уж под воротами стучат – отдай мужу. Эх, мужиков надо родить. Девки-то – один разор…
После того как крёстный со Степанидой вернулись с отказом, Никифор загрустил. Работа из рук валилась. На сестёр ругался.
– Отстань, дьявол. Работаем не хуже других, – лениво отбрыкивались сестры.
– Не хуже. То машете руками как сумасшедшие, то сидите без дела. Разве так крестьянки должны работать? Сначала загадать работу надо, а потом и выполнять её старательно. Не спеша, но и не отставая. Равномерно.
– Ишь чего захотел – равномерно! – возмутилась Степанида.
– Слово-то како выискал: равномерно. Не могём его, касатик, знать, – вторила Прасковья.
– Женись, милок, да и гоняй её, голубушку, равномерно. Уморил совсем, – сестры зашлись в смехе.
Дни текли быстро, полные нескончаемой крестьянской работы. А в голове своим чередом бежали мысли. Девушка не выходила у Никифора из головы. Он не спал ночами, но какая-то непривычная внутренняя расслабленность не давала ему собраться с мыслями и решить, как же быть. Из этого состояния его вырвало происшествие, в принципе, обыденное, заурядное.
Однажды под вечер пьяный сосед, вернувшись с гулянки, ужаснейшим образом избил свою жену. Бил безжалостно и страшно. Женщина выбежала из избы, но мужчина, догнав её, сильнейшим ударом сбил с ног. Мужики, бабы, дети окружили бьющего, не вмешиваясь, смотрели с ленивым любопытством и равнодушием. Кряхтели, охали, руками разводили.
– Характер у Кузьмы хуже, чем у чёрта. Гляди, как прикладывает, – восхищённо сказал старик в толпе.
– За что бьёт то?
– А кто его знает, пьяного. Можа, слово како сказала, ему не пондравилось, можа, кликнул «подь сюды», – пьяному-то завсегда охота, а она не подошла. А можа, и так, со скуки.
Никифор протиснулся сквозь толпу, бросился, оттолкнул бьющего, крикнул срывающимся голосом:
– Что ж мы за народ такой безжалостный? Православными себя кличем, а веры-то и нет. Где в вас сострадание? Тёмные вы…
– Оно конечно, – чесали в затылках одни, соглашаясь.
– Да небось не помрёт, – говорили другие.
– А без строгости нельзя. Как без строгости? – рассуждали третьи.
Виновник этого дикого безобразия, отброшенный в сторону, стоял, покачиваясь с носка на пятку и, угрожающе глядя на Никифора налитым кровью взглядом, проговорил:
– А ты не лезь, Никифор Иванович, неча под ногами вертеться. Свою сначала заимей да и учи.