Горбун, Или Маленький Парижанин - стр. 73

– Кузен, – предложил де Шаверни, – по нынешним ценам я готов уступить вам свою спальню.

– Чем больше нехватка мест, – продолжал Гонзаго, стоя в кругу новых гостей, – тем сильней возрастает лихорадка. А у меня уже ничего не осталось.

– Поищи, кузен. Доставим удовольствие твоим гостям и проведем небольшие торги.

– Да нету ничего, – отвечал Гонзаго, но, подумав, воскликнул: – А! Есть!

– Что? – послышалось со всех сторон.

– Собачья будка.

В группе придворных раздался хохот, однако торговцы не смеялись. Они задумались.

– Господа, вы полагаете, я шучу, – заявил Гонзаго, – а я готов держать пари, что стоит мне захотеть, и я получу за нее не сходя с места десять тысяч экю.

– Тридцать тысяч ливров за собачью будку! – раздался недоверчивый голос.

Придворные вновь расхохотались.

Но вдруг между Навайлем и Шаверни, которые хохотали громче всех, протиснулась странная голова с чудовищно всклоченными волосами – голова горбуна. Тонким, надтреснутым голосом горбун объявил:

– Беру собачью будку за тридцать тысяч ливров!

Горбун, несомненно, был умен, хотя он и согласился на эту ни с чем не сообразную цену. У него был острый, колючий взгляд и крючковатый нос. Чуть приметная улыбка, таящаяся в уголках губ, свидетельствовала о дьявольской хитрости. Одним словом, то был настоящий горбун.

Что же касается самого горба, то он был весьма изобилен и чуть ли не подпирал затылок. Подбородок горбуна почти утыкался в грудь. Ноги у него были уродливые, кривые, но отнюдь не тонкие, что, по общему мнению, является обязательным признаком всякого горбуна.

Странное это существо было одето в черный костюм весьма пристойного вида, манжеты и жабо из плоеного муслина сияли безукоризненной белизной. Все взоры обратились к нему, но, похоже, это его ничуть не смутило.

– Браво, мудрый Эзоп![42] – воскликнул Шаверни. – Мне кажется, ты отважный и ловкий спекулятор.

– Достаточно отважный, – ответил горбун, пристально взглянув на маркиза, – а вот ловкий ли, это мы увидим.

Его тонкий голосок прозвучал скрипуче, как детская трещотка. Все вокруг повторяли:

– Браво, Эзоп! Браво!

Плюмаж и Галунье уже ничему не удивлялись. Ошеломленные, они молча стояли, и вдруг гасконец тихо спросил:

– Дорогуша, а мы никогда не были знакомы с этим горбуном?

– Насколько я помню, нет.

– Силы небесные! Мне кажется, я где-то видел эти глаза.

Гонзаго тоже с исключительным вниманием разглядывал горбуна.

– Друг мой, а вам известно, что здесь платят наличными? – осведомился он.

– Известно, – отвечал Эзоп, потому что с этого момента у него не будет другого имени, кроме того, которым окрестил его Шаверни.