Гонка за смертью - стр. 16
Шесть теней вышло, включая Кеча, но седьмой оказался упорным – он никуда не торопился. Красс. Кое-кто, узрев врата загробного мира, цеплялся за них, как только мог. Ани фыркнула. Узы всегда притаскивали их обратно в мир живых. Магия всегда побеждала силу воли.
И все-таки пауза затянулась. Чародеи нетерпеливо двигали руками над плещущейся водой, озабоченно посматривая по сторонам из-под капюшонов. Ани взглянула на Темсу. Он щурился, раздраженно топая здоровой ногой.
Глава 3. Психология толпы
«Догматы о подневольных мертвецах» стали последним даром мертвых богов. Почти тысячу лет назад бог хаоса Сеш дал людям методы волшебного порабощения – до того, как наши старые боги покинули мир живых и оставили нам загробный мир, или «дуат» на древнем языке аркийцев. Я упоминаю Арк только потому, что именно они радостно ухватились за возможности, которые давала связывающая магия. Именно они усилили «Догматы» с помощью своего Кодекса порабощения. Именно они превратили этот мир в долину смерти.
Гаэрвин Джубб, «История Дальних Краев»
В загробном мире тесно.
Поначалу там было холодно и тихо. Я не увидел ничего, кроме пустой тьмы. Хотя мне сразу стало ясно, что истории о сияющих полях кукурузы и горах, окруженных облаками, – это куча дерьма, какое-то время в загробном мире было спокойно.
Затем зазвучали голоса. Сначала один; заунывным тоном он повторял одно слово снова и снова. Затем другой – сердитый; он говорил на чужеземном, совершенно непонятном языке. Когда возникал очередной голос, появлялась тень его владельца, очертания которой мягко светились. Я посмотрел вниз и увидел лишь тусклые границы моего собственного тела. Никаких ран, только края тела, нарисованные светом и тенью, словно я сделан из чистейшего стекла.
Голоса звучали все громче, их число увеличивалось до тех пор, пока шум не превратился в огромный, перенаселенный ландшафт. Здесь не было ни деревьев, ни построек, возведенных человеком, – ничего, кроме нескольких угловатых черных камней, похожих на стекло; камни блестели от стекающих по ним ручейков. Под ногами лежали острые кусочки сланца. На нем стояли тысячи – нет, миллионы и миллионы мертвецов, бесконечное множество призраков, очерченных тенью и утраченными воспоминаниями.
Бесконечная толпа тянулась вниз, в черную долину – столь широкую, что ее края растворялись в дымке, и такую длинную, что ее начало было серым размытым пятном на чужом горизонте. Небо было чернее самой черной ночи. Я бы предположил, что стою под бездонной пропастью, если бы не сталактиты. Они, зазубренные и зловещие, висели, словно перевернутые горы, разрушая черноту то здесь, то там. Вдали поблескивало кольцо из пяти звезд, в центре которого находилась еще одна, более яркая звезда. Я понял, что мог бы идти сто лет, и все равно бы до них не добрался.