Гомер Пим и секрет одиссея - стр. 3
– Привет, Добрячок! – крикнул он розовому поросенку, возившемуся в загончике рядом с домом.
Добрячок повернулся к нему мордочкой, как всегда улыбавшейся, продолжая жевать не то картофелину, не то хлебный мякиш – не разобрать. Гомер с мамой нашли его на следующий день после того, как исчезли Давид Пим и шиба-ину Раймон. Они были в такой тревоге, что им не хватило ни сил, ни желания выяснять, чей это поросенок. Просто оставили его себе, тем более что за ним никто не пришел.
Первые два года Добрячка можно было держать в доме, он был совсем ручной. Нет, красавца Раймона он никогда бы не заменил, но и ему нашлось свое место.
Потом поросенку, уже подросшему, из-за его плачевной нечистоплотности устроили жилище в саду. С тех пор Изабель нередко приходилось гоняться за ним, чтобы окатить струей воды из шланга, как следует помыть с ног до головы, вытереть насухо и побаловать остатками пищи, которые он поглощал с радостным хрюканьем.
Гомер часто заставал маму о чем-то с ним разговаривавшей. Что такого она могла доверить… свинье? Это было странно. Но, в конце-то концов, не более странно, чем беседовать с песчанкой, а ведь он сам часто так делал.
Он погулял по саду, где-то ухоженному, а где-то – не очень, и прошел мимо высокой сосны, на толстых ветвях которой отец когда-то построил для него домик, сейчас уже сильно обветшавший. Остановился у корней пробкового дуба: под ним он сам когда-то сложил груду камней, увенчав ее крестом из ветвей. – Привет, малыш Биби, представляю тебе малыша Биби-Два, он только что стал членом семьи, – сказал Гомер, поглаживая шерстистую головку песчанки, напуганной порывом ветра.
Он уселся перед горкой камней, скрестив ноги по-турецки, и принялся рассказывать о прожитом дне, как всегда и делал, уверенный, что какая-то ниточка связывает первую Биби с его отцом. Ах, Гомер никогда – НИКОГДА! – не верил, что отец мог… распрощаться с жизнью. Наоборот, в глубине души ясно чувствовал, что он здесь, жив, и был уверен в его возвращении. – Эй, малыш, ты куда? – вдруг вскрикнул он, вскочив.
Песчанка вырвалась и мгновенно скрылась в зарослях садовых трав, таких высоких, что за ней было не уследить.
– Биби-Два! – позвал Гомер.
Наконец он ее увидел – на вымощенной дорожке, где, как он и предполагал, песчанка ждала его, стоя на задних лапках и вперившись в него крохотными глазками. Стоило ему приблизиться, как она снова побежала к гаражам, прилегавшим к дому, а затем к хижине, стоявшей в стороне. Когда-то здесь играли дети, а потом дедушка Гомера и позже отец устроили в ней студию для монтажа фильмов. Там было логово Давида Пима.