Голова голов - стр. 4

– Я понял, к чему Вы клоните… Он изо всех сил делал так, чтобы ему подчинялся Сенат, а не наоборот. Пытался изменить устройство вещей, которое к тому моменту давно работало…

– Да, всё верно… Его назначили диктатором, потом переназначили диктатором, а потом пошли разговоры о том, что даже переназначать не понадобится… Понимаешь, да, в чём разница. Он хотел сделать так, чтобы его власть была абсолютной не только фактически, но и на бумаге. Ты же помнишь, что означает для римлянина его слово?

Фабио буквально сверкнул глазами. До него начали доходить искорки правды. Той правды, в которую он не до конца хотел верить. Или обходил стороной.

– Да, Вы правы, учитель… Я правда не похож на Юлия Цезаря… – Фабио даже немного усмехнулся. – Всё время вспоминаю то, что Вы говорили про Овидия. Когда он приехал в Грецию и общался со своим знакомым про то, как устроены долги. Про то, что в Риме деньги дают в долг под честное слово, и это работает. А в Греции и с долговыми расписками люди умудряются не платить… Да, слово для римлянина означает его жизнь…

– Да, всё верно… Не то, чтоб уж всех кругом такие честные, но велика ценность договора. То, о чём люди договорились друг с другом… Одно дело – Цезарь узурпировал власть и заставляет, следуя текущим законам переизбирать его. И совсем другое – когда он заставляет всех признавать, что он всё это делает правильно, по закону… Закон – это нечто большее, чем просто жизнь, в которой все живут. Это то, что является основой этой жизни… И ты можешь хорошо увидеть, что, например, Сенат ни один император не посмел ликвидировать. Есть император, который по закону является принципсом, то есть первым среди равных, а есть сенаторы, которые по закону равны ему, хоть и не являются первыми. И это всё при абсолютной власти самого императора… А ты, мой дорогой Фабио, уж как бы ни хотел быть самым главным, никогда не посмеешь как Юлий Цезарь нарушать какие-то древние правила.

Дон Адриано опустил свои глаза в чашку с кофе и стал аккуратно размешивать сахар. Рука его выглядела старой, костлявой как коряга на высохшем дереве, но двигалась при этом достаточно плавно. Он много раз про себя думал, что пока он в состоянии размешивать сахар в чашке, он осознаёт, что никакая болезнь его ещё не поразила настолько, чтоб кто-то мог сказать, что Адриано Инганнаморте сошёл с ума… Дон Адриано не боялся подобной болезни, потому что знал, что пока он занимается историей, его разум будет способен мыслить свободно. И хотя с каждым днём всё труднее становилось сохранять это состояние, он смотрел на ту жизнь, что его окружает, на политиков, которых видел в новостях, и оценивал всё по-прежнему с позиции историка.