Голоса в лабиринте - стр. 47
и я, старьевщик снов,
археопат идей,
листаю ассорти
случайного меню,
пытаюсь раздобыть
какой-нибудь прием —
менять поток судьбы
хотя бы на микрон.
Судьба за тем углом,
а перископ разбит.
Виртуальная жизнь отбирает у жизни детей
для трехмерной игры вместо пешек, слонов и ладей.
Там любому из них предоставлен отдельный разъем,
Кто-то пешкой умрет, кто-то станет однажды ферзем.
Никакой миттельшпиль не спасет от дебютных грехов,
унесет без руля и ветрил по теченью планшет дураков,
и никто не ответит
за плоды виртуальных затей.
Виртуальная жизнь отбирает у жизни детей.
Наша память – заброшенный склад барахла,
что дурная хозяйка всю жизнь берегла,
добывала в расчете на завтрашний дождь,
расставляла с оглядкой на сладкую ложь —
если ближе положишь, быстрее найдешь,
и в уме виртуальный вела каталог.
Но с порядком хозяйка в ладу не была,
каталог затерялся в корзине белья,
а ключи от корзины среди барахла,
что дурная хозяйка всю жизнь берегла.
Опушка леса, старый муравейник,
так совершенны форма и размер,
что кажется, дизайнер для деревьев
придумал гениальный интерьер.
А муравьи в безмысленном порядке
мелькают и несутся кто куда,
и наше умиление понятно,
поскольку адекватно их трудам.
Земля людей, обочина вселенной,
моря и горы, птицы и цветы,
но боги не приходят в умиленье
от нашей муравьиной суеты.
И перекинуться парою слов не успели,
воздух опять затвердел, и не видно ни зги.
Так и живем по отдельности в сумрачном геле,
где вместо стен вместе с нами живут сквозняки.
Это пришло, исчезают предметы и люди,
белые пятна забвенья нисходят на быт,
сбоку теснятся минуты вчерашних иллюзий,
«в очередь, сукины дети», – привратник нудит.
Это пройдет, как проходят часы и недели,
запахи жизни, желанья, надежды и боль.
И перекинуться парою слов не успели,
каждый оставил вопрос и ответ за собой.
У меня есть комнатный цветок
с карими глазами человека,
я его обслуживал как мог,
кажется, уже четыре века.
Я устал, а собственный двойник
изнутри бубнит свои советы —
нужно бы цветку добавить света
и моей никчемной болтовни.
Середина лета, свет – на убыль,
осень проступает между строк,
я молчу, уже немеют губы.
У меня есть комнатный цветок.
Поэзия, я твой негражданин,
мигрирую по собственным загонам,
и создаю по собственным законам
вселенную, в которой я один.
В твоем уже осеннем Петербурге
закончился бумажный листопад,
и мой двойник листает свой айпад,
бокалом фэйков запивая бургер.
А у меня в колонны и ряды
построены интриги и сюжеты,
и тени чувств от нежности до жести,
и добрый запах книг неистребим.