Голограмма. Повесть - стр. 5
Переводчицы рванули в разные стороны. Игорь схватил их за руки, насильно усадил и зашипел:
– Уплачено! По пять баксов!
Нестерпимая мысль о, возможно, зря потраченных долларах кое-как удержала их на месте.
– Финиш! – не выдержал вскочивший в темном зале черный.
Под гогот артисты неожиданно прекратили свое дело, блондинка встала и, зная права, выкрикнула:
– Stop it! Do not prevent the artists to make there job! (Не мешайте артистам работать!)
И они снова залегли на ложе.
Я был в смятении. Что в их закрытых от стыда душах? Холодное презрение перед публикой? У черного мужика, понятно, привычное оплачивамое наслаждение оргазма, давно стершее сознание и стыд. А у нее? Мимикрия искусства, позволяющая ощущать это как работу?
Потом началось кино: шедший годами фильм «The Deep throat». На экране что-то жуткое и качающееся прыскало, лоснились лижущие языки, свистели плетки полуголых эсэсовок в черной коже, все стонало и повизгивало. Фильм был о том, что одну юную леди не могли удовлетворить мужчины. На приеме врач осмотрел ее и с удивлением обнаружил – то, что вызывает наслаждение, у нее в горле. И немедленно лично испытал на практике свое открытие. Леди была удовлетворена и счастлива. С тех пор она легко и беззаботно порхала, занимаясь «орал-сексом», все с теми же стонами, качающимися растениями и лоснящимися языками по всему экрану. Я представлял режиссера, стремившегося «вдарить» по самым низменным чувствам человека. Это было зверски весело!
К концу переводчицы уже привыкли, и нашли в себе силы даже порассуждать о художественных достоинствах ленты.
Защищенность ореолом нашей нравственности и веры здесь не работала. Дно откровенности и абсолютной естественности, по сравнению с увиденными мной гораздо позже шоу «За стеклом». Здесь только голая правда, рациональность. Полная свобода любви или отторжения от нее. Что-то уже не человеческое, казалось мне, безжалостное и роковое, как в Освенциме. Изнанка мира. Роботизация личности постмодернистской информационной эпохи. Обычная фраза из американского кино: «Я люблю тебя» – ритуальная фраза.
И во всем здесь, в Америке, я уже видел эту абсолютную рациональность обнаженности, лишенную нашего провинциального стыда. Уже не бежал панически от такой обнаженности. В ней была некая честность протестантов, лишенная лицемерия. Здесь давно ушло желание спасения в общности, люди привыкли полагаться только на себя. Не здесь ли истина, в этом оскале бездны?
Однажды мы тайно посетили музей в логове белогвардейцев – Фарма Рова, в Нью-Джерси. Там выступал князь кукольного вида с меньшевистскими усами, член Русского объединенного общества взаимопомощи в Америке (РООВА), как было указано в устрашающей программке, спрятанной нами. Он водил посетителей мимо белогвардейских знамен, генеральских мундиров и предметов солдатского быта, оставшихся от жертвенных походов Белой Армии. Узнав, что здесь есть кто-то из большевистской России, он стукнул палкой о бетонный пол.