Голограмма. Повесть - стр. 2
Обитатели Колонии скрытные и прячущие свои источники дешевых покупок на распродажах. Любимейшим их занятием является шопинг.
По выходным выезжали в автобусе в огромный торговый центр на окраине – в солнечную страну сотворенных для человека материальных богатств, отвечающих малейшим позывам тела. Это как вылазка во вражеский лагерь, полный всяческого дефицита, и что ценно, дешевого. Наш вкус вырос в нищете.
Лысиха, по обыкновению, занимается организацией поездок, соблюдением порядка нахождения в торговом центре. Расходимся группами по секциям востребованных у нас товаров. Возбуждающий процесс нахождения нужного товара, ощупывания и обнюхивания – атавизм возбуждения при разделе туши мамонта древними людьми. Очень неприятно, если тебе достанется плохой кусок.
Лысиха недовольна и подозрительна, если кто-то отделяется или отдается неконтролируемой жадности, что унижает нашего человека перед иностранцами. Но у Мироновых почему-то есть привилегия, они удаляются сами по себе куда-то в секции, где все наиболее дефицитное и дешевое, – это они узнали у наиболее бойких скрытных жен, облазивших все торговые точки города и окрестностей. Такая информация – секрет.
В дешевых супермаркетах покупали барахло «числом поболее, ценою подешевле», бывшие тогда в ходу на родине искусственные шубы, просроченную колбасу, которую продавали на барахолке не фунтами, а метрами. Правда, со временем стали замечать, что и здесь чего-нибудь да не хватает.
Я здесь чужой, растерян и не знаю, что купить для моей приезжающей семьи. Хочется тайком вырваться в знакомые еретические книжные магазины, где ворохом рассыпаны слипшиеся книжки наших диссидентов.
В кооперативном магазине Колонии мне поручили покупать русскую и советскую классику в русских книжных магазинах, и я взялся рьяно. Вскоре полки кооператива украсились диссидентской поэзией (Иосифом Бродским, Ходасевичем, Горбаневской, которых наши не знали и потому принимали за своих). Прозу Юза Алешковского, Записки Деникина и т. п. все же опасался покупать.
Тайно покупал американских поэтов и философов, чтобы понять американцев изнутри. Поэзию, правда, тем более философию никто не брал, и магазин по этой номенклатуре прогорал. Брали искусственные шубы, джинсý, кожу – для перепродажи на родине.
Во мне уже не было боязни нелепых поступков в зависимых положениях. Здесь было открытое противостояние, и это успокаивало.
В молодости я читал диссидентов в машинописных копиях, как запретный плод. А здесь накупал их тайком в русских книжных магазинах и с рук, в домах стареньких потрепанных эмигрантов во Флашинге. Вывозил их на родину тоже тайно, коробками знакомых дипломатов в ООН, не проверяемыми на таможне. Но многие из этих книг не открывали нового, как ненависть, негатив и страдание не дают человеку ничего. Они, патриоты, уезжали, чтобы донести до Запада все о тоталитаризме. А сейчас у нас открылись такие бездны, что они, мало знавшие, сами поразились. И многие пошли туда, где говорят о патриотизме, – к коммунистам.