Голод Рехи - стр. 1

Рехи родился через три сотни лет после Великого Падения. Он не помнил ни единого лучика света, ему казалось, что ночь, сменяемая на короткое время красноватыми сумерками, длилась вечно. Плотный покров бугристых облаков сливался на горизонте с шершавыми камнями пустоши. Рехи не понимал разговоров стариков о мифических рассветах и закатах. К тому же эльфийская молодежь не слишком любила слушать старинные легенды: большую часть жизни занимала охота. Рехи не задумывался, нравится ли ему бесконечно рыскать по пустоши, отплевывая черный песок пополам с пеплом. Просто гибкое жилистое тело, испещренное шрамами, вечно хотело есть. Голод родился вместе с ним и с того дня сопровождал неизменным спутником.

Все просто: охота – еда; еда – нет голода. Рехи не охотился в одиночку. Вместе с ним всегда шли еще пять-шесть эльфов: молодых парней и девушек. Взрослели все очень рано, и мало кому удавалось дожить до седин. Да и зачем? Сморщенные старцы, уцелевшие со времен мифического Солнца, красиво врали, будто раньше эльфы жили по триста лет. Сказали бы еще эти выжившие из ума развалины, что эльфы когда-то не пили человеческую кровь.

Еще рассказывали, будто до Падения росли цветы, колосились поля, а по земле не бродили жуткие монстры. Значения половины слов из рассказов Рехи совершенно не понимал. Что такое вообще «поля» и «цветы»? Он представлял родную пустошь, горький песок, грубые камни… Как выглядели иные предметы и пейзажи, мало кого интересовало.

Да и до легенд ли, когда группа эльфов снова пробиралась знакомой тропой к деревне людоедов, а на горизонте кружилась медленно приближающаяся буря? Хотелось успеть и поесть, и найти укрытие. Оставалось все меньше времени на стремительную атаку.

«Кажется, будет хорошая добыча», – размышлял Рехи, рассматривая из-за скалы ничтожное поселение-лагерь. Глаза, привыкшие к кромешному мраку, раздражал отдаленный огонь костров. Источники света всегда ужасно мешали, как и источники тепла. В их деревне из шести домов никому не требовалось укрываться одеялами или разводить огонь. Ледяная кожа не просила прикосновений тепла, пищу тоже не готовили. А острые клыки служили только для того, чтобы прокусывать шеи. Говорили, что во времена Солнца у эльфов не было клыков. И они не пили кровь. А чем тогда питались? Мифическими цветами? Рехи посмеивался над этой мыслью. Он никогда не оценивал, была ли та жизнь прекраснее или легче.

Когда-то его выпихнули в этот мир, и он не сказал бы точные день и год, соплеменники не запомнили. Рассказывали, мать Рехи умерла сразу после его рождения, а об отце никто не слышал. Его вырастила деревня, все понемногу. Охотиться он учился по большей части сам.

Старики говорили, что возраст Рехи – «четыре руки»: четыре раза по пятерне. «Четыре руки» времени он терпел тычки более сильных, более взрослых, но таких же голодных ребят и охотился. Слабых эльфят не кормили, крови людей не хватало и сильным воинам. Рехи доказывал раз за разом свое право питаться – право на жизнь. И вот теперь уже его собственный отряд спускался в долину. Бесшумно наступая на грибные грядки, тенью скользил к деревне людей.

– Думаешь, вооружены? – спросила коротко Лойэ, девушка из отряда, такая же жилистая, покрытая узором шрамов. С ней на днях удалось провести пару веселых часов, хотя в детстве Рехи ловил от нее оплеухи. А теперь в порыве страсти Лойэ чуть не прокусила ему левое плечо. Впрочем, больше их ничего не связывало.

– Как обычно, – небрежно фыркнул Рехи. Здесь его считали за предводителя, он направлял отряд. Уже, наверное, пять раз они выходили вчетвером. Загибая пальцы, Рехи мог посчитать до десяти. Этого всегда хватало. Ведь если врагов больше десяти, то самая верная тактика – бегство. Но ныне в людской деревне оказалось всего три воина в шкурах, четыре женщины и пятеро человеческих детенышей.

– У меня идея… А если затащить одного из них… к нам? Вон того, мелкого. Ну, как мешок с едой! – воодушевленно повышая голос, заявил парень из отряда. Рехи помнил, как они вместе росли, просили у деревенских еду, потом пошли на охоту. Одновременно вонзили клыки в шею человеческой старухи. Ее кровь была мерзкой на вкус. Кровь детенышей им нравилась больше, но те быстрее умирали.