Голландский дом - стр. 22

Мэйв молча смотрела на него. Я с трудом мог поверить в то, что она выдержала его взгляд.

– Но это не так.

Он кивнул.

– Если ты живешь под моей крышей и ешь мою еду, то, полагаю, в состоянии поухаживать за гостями, когда я тебя об этом прошу.

В кухне капало из крана. Кап, кап, кап. Невообразимый рокот, эхом отражавшийся от стен, – ровно на это жаловались арендаторы, говоря о собственных кранах. Я видел, как отец починил достаточное количество смесителей, и потому полагал, будто и сам могу справиться. Я подумал: если сейчас встану из-за стола и пойду искать гаечный ключ, они вообще заметят, что меня нет?

– Ты меня не просил, – сказала Мэйв.

Отец уже отодвигался на стуле, но она его опередила. Встала из-за стола, все еще сжимая в кулаке салфетку, и вышла из комнаты, не извинившись.

Отец немного посидел в своем обычном молчании, а потом отложил сигарету на тарелку для хлеба. Вдвоем мы доели ужин, хотя не знаю, как я это выдержал. Потом он пошел в библиотеку смотреть новости, а я убрал со стола, сполоснул и сложил посуду в раковину, чтобы Джослин могла помыть ее утром. Убирать со стола после ужина было обязанностью Мэйв, но я справился. О десерте отец даже не вспомнил. В холодильнике в небольшой тарелке лежали лимонные батончики, я отрезал себе кусочек, взял апельсин для Мэйв и отнес наверх.

Она была у себя в комнате, сидела на подоконнике, вытянув перед собой свои длинные ноги. У нее на коленях лежала книга, но она не читала – смотрела в сад. Окно выходило на западную сторону, и в последних закатных лучах Мэйв была похожа на картину.

Я протянул ей апельсин, она впилась в него ногтями, очищая от кожуры; подогнула ноги, чтобы я мог сесть напротив нее.

– Это не сулит нам ничего хорошего, Дэнни, – сказала она. – Тебе тоже стоит об этом знать.

ШЕСТЬ НЕДЕЛЬ СПУСТЯ после того, как Мэйв покинула Элкинс-Парк, чтобы приступить к занятиям на первом курсе в Барнарде, ее вызвали обратно – на свадьбу. Отец и Андреа сочетались законным браком в гостиной под неусыпными взглядами Ванхубейков. Брайт разбрасывала пригоршни розовых лепестков на немыслимо дорогой испанский ковер ручной работы, а Норма, державшая в руках розовую бархатную подушечку с двумя обручальными кольцами, льнула к матери. Мы с Мэйв присоединились к гостям, которых было около тридцати. Именно в тот день мы узнали, что у Андреа есть мать, сестра, зять (продавец страховок) и несколько друзей, которые, пока подавали торт, глазели, запрокинув головы, на потолок в столовой. (Потолок был выкрашен в глубокий, насыщенный оттенок синего и покрыт замысловатыми узорами из золотых резных листьев, – ну то есть позолоченных. Завитки позолоченных листьев, окруженные венками из позолоченных листьев, заключенных в прямоугольники из позолоченных листьев. Такой потолок уместнее смотрелся бы в Версале, чем в доме на востоке Пенсильвании, – ребенком я вечно ощущал, как он гнетуще нависает надо мной. За ужином мы с Мэйв и отцом обычно старались не отрывать взгляда от тарелок.) На входе Сэнди и Джослин в одинаковых черных платьях с белыми воротничками и манжетами, которые Андреа купила специально по этому случаю, подавали шампанское. «Мы похожи на надзирательниц в женской тюрьме», – сказала Джослин, разминая запястья. Каждый раз, когда требовалось открыть шампанское, Мэйв уходила с бутылкой на кухню, – как она не без гордости нам объявила, это было первое, чему ее научили в колледже. Для Сэнди и Джослин бутылка с шампанским была чем-то вроде заряженного пистолета.