Год моего рабства - стр. 14

Я наблюдала, как они выходят. Все, кроме лигура. Он неспешно обходил вокруг кушетки, елозя по мне ладонью, будто невзначай задевал затвердевшие соски, и меня выгибало, как от удара током. Чувства обострились настолько, что малейшее касание вызывало мучительную эйфорию. Ломку. Его рука скользнула на шею, палец проник в мой приоткрытый рот, и я инстинктивно стала посасывать, касаясь языком. С такой жадностью, будто хотела проглотить. Чувствовала солоноватый вкус его кожи, запах табака.

Кондор напряженно улыбнулся. Это было скорее оскалом.

— Мне редко что-то нравится по-настоящему. Очень редко… И я не выношу, когда мне что-то запрещают.

Он зашел мне за голову, я почувствовала как ослабевают ремни, и запястья охватывает ломота. Но боль меня не волновала. Я судорожно хваталась за черную мантию, стараясь притянуть к себе, коснуться, почувствовать губы.

— Элар не берет в расчет одну очевидную вещь. Знаешь, чем коварен седонин?

Мне было плевать. Я хваталась за его руки, выгибалась, почти висела на нем, стараясь коснуться губ. Кондор склонился, и я почувствовала, как его горячий язык неистово врывается в мой рот, и это отозвалось эйфорией. Я целовала со звериным рычанием, жадно прижимала его к себе. Он резко отстранился, прижал меня к кушетке ладонью, удерживая. Я едва не завыла.

— Протрезвев, ты навсегда запомнишь первые касания. И того, кто тебя касался. И до тех пор, пока тебя окончательно не отравили седонином, будешь жаждать только их, что бы ни говорил твой разум. Ты уже моя — запомни это.

Его рука скользнула по моему животу, коснулась между ног там, где пульсировал через боль тугой сжатый комок невообразимого желания. Пальцы сделали лишь несколько движений, и меня взорвало небывалым наслаждением. Я выгнулась, застонала, хватаясь за длинные черные волосы Кондора. Он ударил меня по руке, снова пригнул к кушетке.

— Скоро ты потеряешь сознание от неудовлетворенного желания. Очнешься, когда действие закончится.

Он развернулся и направился к двери. Я пыталась подняться, кричать, звать его, но слабела, не в силах контролировать свое тело. От похоти темнело перед глазами. Я билась, будто в болезненном бреду, пока, как он и сказал, не потеряла сознание.

6. 6

Я очнулась на «своей» кровати. При малейшей попытке пошевелиться между ног отдавалось ломящей болью. Впрочем, все тело отдавалось болью, каждая клеточка будто превратилась в синяк. Голова гудела, я даже не могла оторвать ее от подушки. Подкатывала тошнота. Я завозилась, и почти тут же увидела Пальмиру. Она склонилась надо мной, тронула мой лоб прохладной ладонью, и это касание отдалось блаженством, пока рука не нагрелась. Она убрала ее.