Год лягушки - стр. 21
Итак, главного редактора, нашей любимой Гангрены в редакции не было и не предвиделось. Более того – с начала рабочего дня она позвонила только один раз, причем – потрясающий, редкий случай! – воспользовалась телефоном не для того, чтобы выяснить, кто где находится и чем занят, вернее, кого нет на месте и что не сделано (а после поставить каждому клизму по результатам проверки). Она позвонила, чтобы сообщить, что ждет всех нас в ресторане «Карагез» в пять часов вечера. И это при том, что рабочий день у нас обычно заканчивается никак не раньше шести, и тот из сотрудников, кто без должной сноровки и умения пытается удрать раньше, излавливается бдительной Гангреной собственноручно, предается публичной словесной порке, и после не одну неделю норовит засидеться в любимой редакции до полуночи. Сама Гангрена появляется и исчезает, когда хочет, но начало и конец рабочего дня – ее любимое время и любимый аттракцион, который она старается не пропускать без необходимости.
Не было никаких сомнений в том, что образок, помещенная в Сектор Карьеры, действовал самым чудотворным образом. Обычно, именно мои опоздания вызывали наибольший общественный резонанс, и именно мои, даже самые мелкие оплошности приравнивались к семи смертным грехам, совершенным одновременно. Там где другие проходили по лезвию бритвы, я поскальзывалась на банановой кожуре.
Окрыленная начавшимися чудесами, я отправилась в бухгалтерию, расписалась в ведомости напротив скудной суммы, получила три фиолетовых бумажки и, спрятав их в кулаке, пошла к замглавреда – Филиппу Ипполитовичу Шувалову, в просторечии Фишу (хотя походил он скорее не на рыбу, а на крупную жабу). Замглавного в делах редакции участия почти не принимал, зато носил на лацкане засаленного пиджака значок с щитом и мечом и надписью «70 лет ВЧК-КГБ», а в случае необходимости мог, полистав ветхую, распадающуюся на отдельные страницы, набитую разноцветными бумажками и карточками записную книжку, набрать такие номера и назвать на ты таких Игорей и Коль, что у понимающих людей захватывало дух и закладывало уши. За эти магические способности он и получал от Гангрены неплохую зарплату.
При моем появлении Фиш неторопливо прикрыл газетой с наполовину решенным кроссвордом какой-то глянцевый журнал с не вполне одетыми девицами. Звеня ключами, открыл сейф, в глубине которого смутно угадывались очертания пузатой коньячной бутылки, и, немного пошуршав, достал пухлый конверт, подписанный моей фамилией. Увы, пухлость конверта объяснялась не значительностью лежащей в нем суммы, а всего только небольшим номиналом купюр. Я подошла поближе, изо всех сил надеясь, что на этот раз привычный ритуал не повториться. Тщетно. Вместо того, чтобы отдать мне конверт, Фиш заглянул в газету и прочитал: