Год лягушки - стр. 18
– Что-то не припоминаю, – хмуро сказала я.
– Ну, как же, мы с тобой в одной школе учились! Ты в шестом классе, а я в восьмом! У нас общая классная еще была, Софья Андреевна, химичка… Помнишь, как она оба своих класса, наш и ваш, водила в Пушкинский музей? Ну, ты еще уронила номерок, и он закатился за статую Давида, а я его оттуда доставал, и на меня музейные бабки накинулись, чуть на улицу не выгнали? А потом я уговорил Софью отпустить тебя со мной, и мы гуляли по Арбатским переулкам и по бульварам? Я еще тебе показывал дом, где жила Маргарита, ну, из романа? Я Никита, Никита Волков! Помнишь?
Я честно призвала на помощь память, но все каналы были заблокированы – отовсюду всплывало только «Опоздала! Пропала! Уволят!» Господи, да не помню я никакого Никиту Волкова! Классную нашу помню, конечно, а в музеи мы с ней тысячу раз ходили… О, господи, мне сейчас не до этого!:
– Простите, – простонала я. – Я ужасно спешу, совсем нет времени, правда!
И снова попыталась освободиться. Он отпустил меня и, не отступая с моей дороги, достал из-за пазухи визитную карточку:
– Позвони, как только сможешь. Позвони сегодня, обязательно! Хорошо? Я буду ждать!
Я торопливо закивала: да-да, конечно. В эту минуту я готова была пообещать ему все, что угодно, согласилась бы, даже если бы он предложил мне принять участие в экспедиции на Марс. Визитку я запихнула во внутренний карман сумки. И к тому моменту, когда эскалатор поднял меня наверх, напрочь забыла и о карточке, и о ее владельце. Впереди меня ждал мрак, отчаяние и геенна огненная.
Рассудив, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, я купила в подземном переходе сигарет на последние деньги, стараясь не думать о том, на какие шиши я буду сегодня питаться, и, в свете грядущего увольнения, удастся ли мне вообще поесть в ближайшее время, или об этом приятном и полезном занятии стоит забыть, как о мелкобуржуазном пережитке прошлого?
Выйдя из перехода, я дрожащими руками распечатала пачку и торопливо зачиркала зажигалкой. Жадно затянулась, глядя на вывеску, изображавшую гигантский – в человеческий рост, не меньше – улыбающийся зуб в залихватски сдвинутой набекрень докторской шапочке с красным крестом.
Черт бы даже с ним, с увольнением, пролетариату нечего терять, кроме своих цепей, но Гангрена ведь не уволит меня сразу – нет, такого удовольствия она мне не доставит! Она примется терзать меня, как орел Прометееву печень, жечь, как пропитанная кровью шкура Немейского льва жгла плечи Геракла, превратит меня в паука, как Афина Паллада – Арахну… Короче, вся любимая мной с детства древнегреческая мифология, пересказанная профессором Куном, блекнет в сравнении с тем, что день грядущий мне готовит… Поэтому я, как всякий приговоренный к смерти, имею право на последнюю прихоть. Конечно, хотелось бы устроить небольшой пир с ананасами и рябчиками, но раз ни того, ни другого сегодня не завезли, обойдусь, так уж и быть, сигаретой…