Гнев и Голод - стр. 17

Трактирщик не был обеспокоен, Вальдман не удивился, знал об их обычае обирать карманы задир, когда все буйные граждане улягутся по своим местам. Обычно, на полу, на столах, стульях, большой чугунной люстре с оплывшими свечами, перекладинах, в не всегда остывшем камине и под полом.

Сегодня ещё и на стенах, в виде кусочков и приколотых к дверям бездыханных тел. Их звонких талеров как раз хватит на продолжение жизни заведения. Многолетний опыт, что тут скажешь…

– Чего изволишь, герр? – спросил трактирщик.

Он всегда знал, с кем имеет дело, поэтому не обратился к Вальдману на «вы», но и пальцы с рукояти тяжёлой железной дубины тоже пришлось убрать. Тем более, что беспокоиться теперь не о чем: в подобный разговор в ряд ли вмешается кто-то третий, если ему, конечно, не жмёт череп.

– Выпить, – коротко ответствовал Вальдман

– Ещё бы, – заметил трактирщик, – Как погодка?

– Мокро.

– Хм, ванную комнату тебе, как я понял, не готовить – почёсываясь, предположил трактирщик.

Вальдман отрицательно покачал головой.

– Тогда проходи за во-о-он тот столик у окна, – трактирщик указал толстым мясистым пальцем куда-то влево, – Правда там сидит гоблин, но, тебе, я думаю, сейчас нет до него никакого дела.

Вальдман посмотрел в ту сторону, куда указывал палец.

– Почти, – ответил он.

– Ясно, – пожал плечами трактирщик, – Давай деньги и садись. Я принесу на двоих.

Вальдман не двинулся с места, вместо этого он наклонил голову ниже и спросил:

– Слушай, не скажешь ещё, случайно, где тут можно побриться?

Внезапно рядом с собеседниками послышался звонкий удар по дереву с металлическим оттенком. В стойку, рядом с локтем Вальдмана, впился тяжёлый мясницкий топорик и, коротко провибрировав, остался там до утра.

– Случайно? Везде, – ответил трактирщик.

***

Через пятнадцать минут, когда Вальдман закончил орудовать ржавой бритвой и мылом, которое, скорее, оставляло на теле волосы, чем смывало их, побитый осколок зеркала на полке отразил на себе гладко выбритое лицо. Это был мужчина, лет тридцати, с крупными, словно высеченными из скалы, чертами лица, очень короткими волосами, волевым подбородком, прямым носом и целыми, как ни странно, зубами.

Через весь его правый висок тянулся длинный косой шрам, вечное напоминание о временах, когда такие вот раны не затягивалась на коже стрелка к следующему утру.

Облагороженный, Вальдман вошёл в зал и направился к столу у большого решётчатого окна. Это было хорошее место, никто не стал бы вырывать толстые стальные прутья, чтобы напасть со стороны улицы, а зал отсюда просматривался хорошо.