Глубокий поиск. Книга 2. Черные крылья - стр. 45
Полёт на самолёте превратился в огромное разочарование.
Я ждала этого момента с нетерпением и трепетом: сейчас увижу горы и долины, землю и реки с невообразимой высоты! Но, едва завидев издалека чёрное чудовище, заподозрила неладное. Окон-то в этой громадине не было! За исключением стеклянного фонаря кабины.
Залезать по узкой лесенке на крыло, а далее – сквозь низкое закруглённое отверстие в металлическом корпусе – внутрь здоровенной туши самолётища было неудобно и страшно, как будто меня опять запихивали в сундук! Внутри оказалось дико тесно от вещей и людей. Тускло светили лампы. Мне отвели довольно удобное место на каких-то мягких тюках; можно и отдохнуть, и с комфортом поспать. Я, выяснив, где в самолёте что находится, искренне посетовала, что надеялась увидеть землю, как видят её птицы. Мне объяснили, что заходить посторонним в кабину во время пилотирования строго воспрещено, но всё же похлопотали за меня перед пилотом. Тот лично обратился ко мне с забавно подчёркнутым уважением – как к маленькому ребёнку:
– Я скажу, когда будет можно, и вы зайдёте, Хайке. Не прощу себе, если вы не увидите землю и море сверху и не заболеете небом!
В металлическом «мешке» было душно и невероятно тоскливо. Все, кроме одной, лампы погасили. Безвыходная темнота давила. Потом – страшный грохот и нарастающая вибрация. Конец света!
К счастью, пилот не забыл обещания, но прошла целая тягостная вечность, прежде чем меня пригласили в кабину. Удивительное ощущение – когда горные пики под тобой кажутся игрушечными и подёрнуты таинственной дымкой, когда облака проплывают внизу – более объёмные и выразительные, чем горы, а небесная синева – гуще краски в тюбике художника, плотнее шёлка. Белые вершины и бурые хребты уходят чередой под крыло, а на них неумолимо наплывает зелень, подёрнутая ещё более густой дымкой, перевитая бледными лентами – голубыми, жёлтыми, бурыми. А на смену зелени плывёт пустота. Сплошное голубое марево. Неужели мы так высоко забрались, что земли теперь не видно вовсе?!
– Под нами вода, дитя. Много воды. Это море.
Самолёт лёг на крыло. Показались извилистые очертания береговой линии. Стало видно, что море, как муар, переливается изгибающимися полосами разного цвета и разной яркости. Есть бирюзовые, бледно-голубые, синие, ультрамариновые, фиолетовые, но всё смягчено, приглушено неизменной белёсой дымкой.
У меня внезапно сжалось сердце. Вспомнился разговор с товарищем Бродовым в замороженной горной долине – прощальный лёгкий разговор о цвете южных морей.
Мгновения настоящего – зрячего – полёта оказались краткими; пришлось вернуться в душное чрево нашего летучего кита. Дальше я беспокойно дремала на тюках, слушала разговоры немцев, сонное сопение и похрапывание.