Глоток перед битвой - стр. 8
Энджи две недели со мной не разговаривала. Две недели – это большой срок.
Сейчас она смотрела в окно, а я – на нее. Смотрел и недоумевал – опять же далеко не в первый раз, – почему такая женщина, как Энджи, женщина, которая никому не позволяет вытирать о себя ноги, женщина, которая двумя пулями уладила тяжкую тяжбу с неким Бобби Ройсом, отвергшим наши учтивые просьбы вернуть залог поручителю, – так вот, почему такая женщина разрешает мужу подобным образом с собой обращаться? Бобби Ройс уже не встал с земли, и я часто прикидывал, когда придет черед Фила. Пока не пришел.
А ответ на вопрос «почему?» звучит в мягком, усталом голосе, появляющемся у Энджи, как только речь заходит о нем. Она любит его, вот и все, ясней некуда. Надо полагать, что-то в его душе еще не до конца погасло и порою еще проявляется, когда они остаются наедине, должно быть, еще посверкивают в нем искры какой-то доброты – а уж для нее они сияют ярче чаши святого Грааля. Мне они не видны, и уже никогда не будут видны, но, вероятно, они есть. Иначе объяснить то, что происходит, ни мне, ни всем, кто знает Энджи, не под силу.
Она открыла окно и щелчком выбросила сигарету. Девчонка из низов общества – тут уж ничего не попишешь. Я ждал, что раздастся вскрик ученицы воскресной школы или, втащив свою тушу по лестнице, появится в дверях монашка с праведным гневом в очах и дымящимся окурком в руках. Не последовало ни того ни другого. Энджи отвернулась от окна, и летняя прохлада заполнила комнату смешанным ароматом выхлопных газов, свободы и сирени, росшей на школьном дворе.
– Ну что, – спросила Энджи, откинувшись на стуле, – мы снова востребованы?
– Да, мы снова востребованы.
– Славно, – сказала она. – Между прочим, костюмчик очень даже ничего.
– Правда, вызывает желание задушить меня в объятиях, не сходя с места?
Она медленно качнула головой:
– Да нет чего-то…
– Вероятно, тебя останавливает, что ты не знаешь, где я был?
Она снова покачала головой:
– Меня останавливает то, что я точно знаю, где ты был. Я бы даже сказала – именно это и обуздывает мой порыв.
– Гадина, – сказал я.
– Гад, – ответила она и показала мне язык. – Какого рода дело?
Я вытащил из внутреннего кармана сведения о Дженне Анджелайн и шмякнул их на стол.
– Дело самое обычное. Разыскать и позвонить.
Она бегло просмотрела листки:
– Отчего такой переполох от исчезновения уборщицы средних лет?
– Есть подозрения, что вместе с ней исчезли кое-какие документы. Документы Законодательного собрания.
– Чьи именно?
Я пожал плечами:
– Ты что, не знаешь этих политиков? У них все – тайна за семью печатями, как в Лос-Аламосе, все скрывается до тех пор, пока не грянет грандиозный скандал.