Глаза колдуна - стр. 31
– Тише, девочка, – сипло шепчет он, молясь, чтобы ребенок не вздумал вдруг плакать.
Узкая тропинка петляет между стволов высоких, вонзающихся в небосвод деревьев, и Серлас бредет по ней, запинаясь на каждом извилистом повороте. Он снова чувствует себя уставшим почти до обморока; бессилие навалилось на него враз, прямо за забором Фенита.
Нужно признать: он не сможет бегать от призрачной опасности в лице каждого встречного, у него не хватит на это ни сил, ни стойкости духа. Вот почему ему необходимо попасть в Европу. Подальше от сплетен ирландских деревень, от английских солдат, наговоров о ведьмах, несущихся в спину. На материке, говорят, время идет по-другому. И люди там другие.
Серлас замечает овраг – в нем блестит тонким ручьем вода из родника выше – и сворачивает вслед за тропой. К югу, ориентируясь по наросшему на стволы ольхи мху.
В темноте Серласу почти не различить собственных ног и рук, и только тепло, исходящее от уснувшей Клементины, позволяет ему думать, что он не спит. Все окружающее похоже на один из его тягучих непрекращающихся снов: деревья мелькают и мельчают, лунный свет тускло пробивается сквозь их кроны, тело Серласа окутывает влажный и оттого густой холод. И он бежит, снова бежит куда-то, не оглядываясь. От Дугала и Киерана Конноли, от Финниана-кузнеца, от Мэйв, дочери Ибхи. От жителей Трали и Фенита, от собственных страхов. От всего, что он помнит и знает.
Это будет долгий путь. Бесконечные поиски, погоня за призраками, вопросы без ответов. Серлас еще не догадывается, что только начинает свой бег по кругу.
И идет сейчас, с упорством быка, в сторону берега, откуда уже летит ему в лицо соленый ветер.
На зернистой гальке мужчина спотыкается об корягу и падает, впивается коленями в грубые мелкие камешки, сжимает зубы, чтобы не вскрикнуть. Руки инстинктивно обхватывают Клементину покрепче – удержать, оградить от падения. Девочка даже не просыпается, только резко вздыхает, будто видит во сне их стремительный бег вдоль берега.
Серлас сидит, упираясь саднящими коленями в землю, прямо у кромки воды, холодной и темной, как отраженное в ней небо. Он устал. Он хочет спать. Всего одну долю секунды он думает о том, чтобы бросить сверток с ребенком прямо здесь и уйти, не оборачиваясь, даже если она будет плакать и звать его.
Слабовольный, бездушный дурак. Как бы ему хотелось иметь больше сил или меньше совести. Впрочем, это не совесть. Поступиться своими обещаниями и оставить бедное дитя на произвол судьбы Серласу не дает лишь страх.
Он уже взял на душу один грех, который ему не искупить до конца своих дней. Других таких мук его сердце не выдержит.