Глаза и уши режима. Государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928 - стр. 86

), а в «течение вчерашнего дня (12 марта. – В. И.) <…> было отмечено <…> и некоторое расстройство речи <…> сегодня (13 марта. – В. И.) <…> со стороны речи наблюдается некоторое улучшение»362. На самом деле это произошло 10 марта, и никакого улучшения до осени не было. Таким образом, в одной фразе содержалось одновременно несколько лживых утверждений.

Зачем же нужна была эта неправда и задержка информации? Дело в том, что в предшествующие дни руководство в Москве развернуло лихорадочную деятельность на случай каких-то гипотетических событий, ожидавшихся после сообщения о болезни вождя. В шифрованных телеграммах за подписью И. В. Сталина (по поручению Политбюро ЦК) губкомам, обкомам и ЦК республик, а также секретарям этих организаций и членам ЦК на местах (степень информации различалась даже этим адресатам) предлагалось «держать тесную связь с массами, следить за их настроением», чтобы «не допустить никакого замешательства»363. В телеграмме наркома по военным делам Л. Д. Троцкого военным руководителям говорилось: «Положение здоровья тов. Ленина критическое. Возможен роковой исход. Немедленно создайте секретную тройку для принятия всех необходимых мер к предотвращению антисоветских выступлений и для поддержания революционного порядка и твердого духа в войсках. Действуйте в контакте с парторганизацией. Ответственность возлагается персонально на Вас. Получение немедленно подтвердите». В этот первоначальный набросок Троцкий дописал: «Усилить наблюдение и работу в частях»364.

Свои меры намечало руководство ГПУ. В записной книжке Ф. Э. Дзержинского содержится длинный список пометок о необходимых мерах общего и конкретного характера. В частности, глава тайной полиции записывал:

Одновременно Ф. Э. Дзержинский набросал ряд вполне конкретных пунктов: