Главная тайна Библии. Смерть и жизнь после смерти в христианстве - стр. 40

Этот отрывок используется как метафора, изображающая свидетельство христиан в мире.^>17 Таким образом, мы видим, что первые христиане представляли себе преображенное физическое тело, но его новые свойства не соответствуют тому, о чем говорит один из важнейших для данной темы текстов Библии.

(4) Четвертая поразительная особенность веры первых христиан в воскресение заключается в том, что само событие под названием «воскресение» разделено на две части. Об этом опять же наиболее ярко свидетельствует глава 15 Первого послания к Коринфянам, но эту веру разделяют все авторы первых двух веков. Любой иудей I века до момента воскресения

Христа представлял себе воскресение только одним образом: как масштабное событие для всего народа Божьего или даже для всего человечества в тот неожиданный момент, когда Бог окончательно утвердит Свое царство и на земле, как на небесах. Никто не мог подумать, что отдельный человек может восстать из мертвых раньше всех остальных. Иногда говорят об «исключениях» (Енох и Илия), но их можно не принимать во внимание, потому что: (а) все знали, что эти люди не умирали, а потому нельзя говорить об их «воскресении» (новой жизни после смерти тела); (б) они обитали на небесах, а не в новом теле на земле.^>18 Нам необходимо постоянно напоминать самим себе, что «воскреснуть» никогда не означало «пойти на небо», или «избежать смерти», или «обитать в славе и чести после смерти», но всегда – «снова вернуться к телесной жизни после телесной смерти». Вот почему, когда после преображения Иисус велит ученикам не упоминать о том, что они видели, до того момента, пока Сын Человеческий не будет воздвигнут из мертвых, ученики (как мы уже видели) недоумевают и размышляют о том, что бы такое «восстание из мертвых» могло означать: что это за событие, которое даст им право разглашать подробности жизни Иисуса? Чем оно отличается от того дня, когда Бог заново воссоздаст и обновит весь мир?

Существовали, разумеется, и другие течения в иудаизме, хронологически близкие к моменту возникновения христианства, которые также придерживались эсхатологии инаугурации (т. е. веры в то, что «конец» в каком-то смысле уже начался). Так, ессеи, что подтверждают Рукописи Мертвого моря, верили, что с ними тайно был заново заключен завет и их жизнь как бы опережает окончательную развязку истории. Но вне христианства мы нигде не найдем его главного обличил: веры в то, что такая инаугурация заключалась в воскресении одного человека прежде великого окончательного восстановления всего и это событие предвещает и обеспечивает последнее воскресение народа Божьего в конце истории.