Главная героиня - стр. 56

– Это ужасно, не так ли? Но, благодаря сотне тысяч долларов, это легче проглотить.

– Это ужасно, – подтверждает он, улыбаясь. – Тебе бы сейчас наслаждаться жизнью в кресле-качалке.

– Но она хороша, да? Джиневра? Я имею в виду – объективно, как рассказчица. Как она взяла меня и превратила в…

– Да, она хороша. – Он указывает на свой рюкзак. – Я взял книгу с собой, чтобы закончить на пляже. Я умираю от желания узнать, кого из нас убили. И кто это сделал. – Его улыбка исчезает. – Ладно, Рор. Просто скажи мне уже.

Я знаю, что он спрашивает о том, почему я злюсь, а не об убийце из выдуманной истории.

– Ну, слушай. Дело в том, что методы Джиневры по изучению главной героини и созданию ее образа не совсем ортодоксальны. Она наняла частного детектива, чтобы он, типа, покопался в моей жизни. Вернее, в нашей жизни. А потом сообщила мне, что меня удочерили.

Макс замолкает. Я вижу, как до него доходит.

– Она сказала тебе, что тебя…

– Удочерили. Что-то припоминаешь?

– И она наняла частного детектива? Серьезно?

– Да, о таких вещах ведь не сообщают в печати.

Он молчит, пока мы продолжаем путь по мосту, к ограждениям которого прикреплены тысячи замков и на котором красуется небольшая скульптура из камня, напоминающая целующихся птиц. Парочки целуются и вешают новые замки, когда мы проходим мимо. Это явно какой-то мост влюбленных, где вы вешаете замок и выбрасываете ключ, чтобы обеспечить вечную прочность ваших отношений. Нейт и Каро превратились в две точки вдали, полагаю, у них те же мысли, что и у меня, – проскочить это место поскорее. Нам нечего увековечивать.

Теперь у нас четверых нет возлюбленных.

– Она сказала мне, что я приемный ребенок, Макс. И, конечно, я сразу вспомнила о твоем первом впечатлении, когда тебе было четыре года. Ты рассказываешь мне это на каждый день рождения – я была розовой, и вся в складочках, и ты полюбил меня сразу. Ты сказал, что помнишь все с того момента, как меня привезли домой. Что было солнечно, и папа приготовил борщ.

– Так и было, – тихо говорит он. – Я ничего не выдумывал.

– Но в этом воспоминании подразумевалось, что я была новорожденной, а не семи месяцев от роду. Очевидно, мне тогда было семь месяцев! Я сидела, может быть, даже ползала. И теперь я понимаю, как у папы хватило времени сварить борщ. Ты рассказывал это так, будто меня привезли папа и мама.

– Мама. – Макс морщится и отводит взгляд.

– Но это было не так, – продолжаю я, чувствуя, как слезы скапливаются в уголках моих глаз. – Не так, потому что папа удочерил меня. Это было закрытое удочерение, по крайней мере в том, что касается оформления документов. Из того, что показала мне Джиневра, совершенно ясно, что папа мне не отец, по крайней мере генетически. И женщина, о которой я всегда думала как о маме, очевидно никогда не была ею. И ты знал. Мне это известно –