Гиллеспи и я - стр. 56
Словом, мои мысли рассеянно блуждали. Спустя несколько мгновений я вновь отвернулась от окна и с удивлением обнаружила, что Кеннет с гондольером исчезли. Я посмотрела по сторонам. Никого. Я отправилась на то место, где они только что стояли, и вгляделась в кусты – снова никого. Беспокоясь, не приключилась ли с ними беда – ведь уже совсем стемнело, – я рискнула пойти к реке. Кое-где берег круто обрывался вниз, и приходилось шагать крайне осторожно. Убедившись, что на восточной стороне пусто, я направилась к первому мосту, надеясь, что они спустились к реке побросать камешки, покурить или еще по каким-то мужским нуждам.
Можете ли вы представить, что за зрелище открылось мне в тени под невысоким мостиком? Во-первых, я и сама не сразу поняла, как его расценивать. Во-первых, мужчины дрались. Синьор Карамель, по-видимому, напал сзади и хитростью одолел противника: улегшись на Кеннета, он обхватил его рукой за шею и прижимал его к земле так, что тот глухо стонал. Почуяв опасность, я собиралась было закричать, как вдруг осознала, что на самом деле между молодыми людьми происходит вовсе не ожесточенная борьба, а некий акт совершенно иной природы; итальянский лодочник, как теперь говорят, «катался с Кеннетом на качелях».
Поймите меня правильно: я не слишком трепетна и ничего не имею против актов любви, древних греков и тому подобного. Я беспокоилась тогда лишь о своем новом друге, художнике Неде Гиллеспи. Его брата интересовали вовсе не девушки из «Какао-хауса»; Кеннет избрал себе иную стезю. Если именно эту скандальную новость «старина Финдли-Биндли» собирался отразить в своей карикатуре, нам грозила настоящая катастрофа. Видите ли, добропорядочные граждане Глазго никогда не отличались толерантностью, особенно по отношению к «голубым», «содомитам» или первертам (или как их там называют в современной терминологии). Страшно было представить, что станет с репутацией Неда, его будущим и шансами на победу в конкурсе портретистов, если безрассудное и неподобающее поведение его брата разоблачат в номере «Тисла».
На следующий день, явившись на Стэнли-стрит позировать, я обнаружила распахнутую входную дверь, а на лестнице встретила Неда с мольбертом под мышкой. Как выяснилось, Комитет изящных искусств наконец объявил дату приема полотен. После краткого закрытого просмотра члены Комитета удалятся из зала, чтобы выбрать будущего автора портрета королевы. Просмотр был назначен на пятнадцатое августа – спустя лишь несколько дней после выхода газеты с карикатурой Финдли. Мысль о том, какой непристойный образ возникнет в голове у критиков при виде работы Гиллеспи, наполняла меня ужасом.