Гиллеспи и я - стр. 48

– Что там? – спросила я.

– Ничего, – резко ответила Энни. – Просто пятно на стене.

«Пятно», как она его назвала, было нацарапано черной и красной пастелью. Видимо, чтобы не шокировать меня, Энни попыталась его загородить, но я успела мельком заглянуть ей через плечо. То, что я увидела, можно назвать одним словом – непристойность. Примитивный рисунок, размером с небольшой кабачок, был выполнен уверенной, но явно детской рукой. Я похолодела от мысли, что столь непристойное изображение принадлежит маленькой девочке.

Пожалуй, до того случая я не осознавала, как печально обстояли дела. Хотя Элспет и Мейбл обсуждали при мне новую привычку Сибил пачкать стены, я не догадывалась, что сюжет окажется похабным. Однако теперь я убедилась, что девочку нужно как можно скорее образумить.

Я подозревала, что Мейбл воспитывала бы Сибил строже, чем родители: она весьма выразительно кривилась, когда племянница плохо себя вела – и, кстати, когда Энни кормила Роуз грудью, – и единственная настаивала, что девочкам не место в мастерской. Правда, сама Мейбл почти постоянно сидела там, болтая с братом. Несколько раз, когда мы оказывались в гостиной наедине, она принималась откровенничать о себе, о разорванной помолвке и своей семье. Сначала я настороженно относилась к сестре Неда, уж слишком много в ней было противоречий: доброжелательная – и в то же время заядлая спорщица; самоуверенная – и в то же время доверчивая. Несмотря на некоторую резкость, Мейбл подкупала своей прямотой. Вскоре я пришла к выводу, что ее апломб происходил от некоторой заброшенности в детстве. Элспет, как свойственно матерям, больше любила сыновей и каждую минуту своей жизни посвящала ожиданию Царства Божия на земле, благотворительности и разнообразным бродягам и экзотическим личностям из разных уголков мира. Особенно ее увлекали евреи, которых она считала первыми обращенными в христианство; именно поэтому она так заинтересовалась мною, приняв меня за еврейку. Представляю, каково было Мейбл в детстве: всегда позади братьев, всеми покинутая, с матерью, собирающей в доме пеструю компанию негритянских евангелистов, бледных польских евреев, темнокожих раджей, смуглых мусульман и всевозможных западных миссионеров. На мой взгляд, Мейбл изнемогала от недостатка внимания, мечтала, чтобы ее слушали и воспринимали всерьез. Я взяла за обыкновение спрашивать ее совета по любому поводу. Мы обсуждали, где продаются самые изысканные продукты и как мне лучше закалывать волосы. Поначалу она реагировала настороженно, но честолюбие взяло верх, и Мейбл охотно делилась своей мудростью. Я безотлагательно выполняла все рекомендации, не забывая похвалить ее отменный вкус или здравомыслие, и постепенно наши отношения потеплели.