Гидра - стр. 5
И все же, и все же…
Когда гас свет, когда забывалось, что Отец Народов видит в темноте, и мозг заполняли образы других тварей с ночным зрением, броня бывалого марксиста давала пробоину, и выползень сомнения грыз Ярцева. Крошечный, но настырный червь.
Несомненно, тут, где река прорезает скалы Саудского хребта, сужаясь в «ахеронскую трубку», удобно строить плотину. Но есть ли в Яме потребители такого количества энергии? Якутск вымер в двадцать втором – на город наложили проклятие, и он не достался ни красным, ни белым. Лишь в годы войны митрополит легализированной Сталиным Русской Церкви Азатота кровавыми дарами нейтрализовал заговор, чтобы использовать Якутск как перевалочную базу для доставляемых по ленд-лизу истребителей и бомбардировщиков, – в каждом втором самолете сидело то, что якуты называли абасами, американцы – гремлинами. И сегодня Якутск скорее напоминал большую деревню, а деревни поменьше кишели вырожденцами, пьянью и трупоедами. Кто станет селиться в Яме? Выкормыши разбуженных Революцией богов и безумные старухи вроде той, что иногда наведывалась к строителям: пятнистое чучело из дебрей, повитуха сов и упырей.
Нет практической нужды в станции, в том, чтоб технику, самосвалы вести по льду из Якутска. Не будет безносая старуха смотреть телевизор, не расстанется с керосинкой. Так зачем станция? Передавать энергию на тысячи километров? Или она, как говорит секретарь партийной организации треста, «слово Сталина против слова тьмы, окопавшейся на границе»? Но сможет ли лампочка противостоять злу?
Отвлекая от раздумий, тянувших на статью, сквозь гул ветра и шелест ливня донесся машинный рокот. Ярцев привстал из-за стола. У его временного пристанища запарковался чумазый грузовичок, и инженер Фоменко выскочил под дождь, придерживая шоферскую кепку.
– Стешка! – позвал Ярцев.
Назойливо тикали напольные часы. Стешка, единственная не выселенная жительница деревни, куда-то запропастилась. Оставить эту дородную бабу распорядился Ярцев, прежде экзаменовав ее на предмет кулинарного мастерства. Стешка зажарила умопомрачительного зайца в сметане и по праву стала чем-то вроде служанки на два дома – Ярцевского и Енинского.
В дверь постучали. Вернее, заколотили.
– Стешка, гости!
Никакой реакции. Ярцев нехотя похромал в сени. Раненное осколочным бедро – привет из-под Смоленска – давало о себе знать.
Начальник конторы отворил дверь, впуская в дом – и будто бы в собственный скелет – таежную сырость. Капли, крупные, как пуговицы, разбивались о крыльцо.
– Что стряслось? – зыркнул Ярцев на подчиненного.