Ги Дебор. Критические биографии - стр. 11

Район лежал на обоих берегах Сены между кварталом Ле-Аль и Пантеоном и входил в 3-й и 5-й округа. В этой зоне, по его словам, он дневал и ночевал и никогда бы оттуда не уехал, если бы не угроза расстаться с привычным образом жизни, чего ему делать категорически не хотелось. «Скоро, – годами позднее сетовал Дебор, беря в свидетели Артура Кравана, – на улицах нам будут встречаться исключительно художники и артисты, и придется немало постараться, чтобы отыскать в толпе простого человека».[44]

В 1950-х этот клочок земли стал для Дебора «зоной погибели», «университетами, где протекала его молодость».[45] Не получив формального образования, Дебор был самоучкой во всех смыслах этого слова – он не только жил в книгах, но и претворял прочитанное в жизнь. «Я тоже рос на улице», – замечает Дебор, цитируя «Всадников» Аристофана. На улице, в барах и библиотеках он узнавал, что надо прочесть, как действовать и как соединить книжные знания с жизнью. Он формировался в среде бедных и недовольных, тех, кого он именует «спецами по разрушению» и «опасными классами». Все они чувствовали себя гонимыми. Это были несостоявшиеся пророки, наивные и невинные в силу возраста, исповедующие безумные, бредовые идеи. То была эпоха, в которой чувствовалась примесь буффонады. Символом ее стал лозунг «Никогда не работай!» – в 1953 году Дебор вывел его мелом на стене, тянущейся вдоль Сены.

Эта же эпоха выплеснулась на страницы весьма необычной книги «Мемуары». «В моих ранних работах было мало самостоятельного, – писал Дебор в предисловии к “Мемуарам”, вспоминая прошлое. – Надо признать, что общим для них был привкус нигилизма. Этот настрой идеально отвечал нашему тогдашнему образу жизни».[46] «Мемуары», изданные в 1958 году Дебором и датским художником Асгером Йорном, состояли из structures portantes.[47] Это было классическое произведение, созданное по принципу «высвобождения» и «сконструированное из готовых деталей», пестрый коллаж из фотографий, рисунков, набросков, цитат из духовных книг и вырезок из газет. Некоторые изображения были заимствованы у Джексона Поллока. Разбросанные по страницам хаотичные чернильные пятна красного, синего и черного цветов составляли как бы второй слой, который налагался на обрывки текстов: «Это деяние личности, полностью одурманенной алкоголем»; «все двадцатилетние мира были гениями»; «тогда мы всласть ели и встречались с кучей людей: писателями и художниками, в той или иной степени бедными и полными иллюзий».

Конец ознакомительного фрагмента.