Гетман Войска Запорожского - стр. 20

То ли холм был высок, то ли пребывание у старца оздоровило душу, но князь Дмитрий чувствовал: сердце его возвысилось, и жизнь замка издали показалась ничтожной. А коль она ничтожна, то может ли оскорбить стоящего над нею? И захотелось вернуться в замок…

Однажды, взбежав на свой холм, князь Дмитрий обомлел: место было занято. Прекрасная пани, разложив на траве скатерть, готовилась к трапезе. Лошадь пани паслась под холмом.

Он хотел отступить, но пани жестом пригласила разделить с ней трапезу. Он покорно сел на траву. Надо было заговорить, но он упустил мгновение и стремительно погружался в пучину немоты.

Кап!

На скатерть, на самую середину, уронила птичка.

Князь Дмитрий окончательно смутился, словно это была его птичка. Достал платок, тщательно вытер загаженное место и бросил платок от себя.

Пани рассмеялась, очень славно рассмеялась, и князю Дмитрию тоже стало весело.

– Никогда не думала, что князья вблизи такие прелестные! – сказала пани, отрезая ножом кусочек холодного мяса для своего жданного гостя.

У пани Ирены все было рассчитано наперед, недаром она носила фамилию Деревинская.

– Вы знаете, кто я? – спросил князь.

– Знаю. А так как у меня нет кузена, который бы мог представить меня вам, то я осмелюсь это сделать сама. Пани Ирена Деревинская.

Князь Дмитрий вскочил, почтительно поцеловал ручку пани Ирены.

– Я приехала для беседы со святым старцем, но никак не могу решиться постучать в его обитель.

– Что вы! Он очень доступен и прост. Он совершенно прост.

– А я вот, поездив вокруг да около, проголодалась… Какой замечательный вид отсюда.

– Да, замечательный.

– И все-таки – Польша! Наша Висла! Наш Краков!

– Я был в Кракове, но плохо его помню. Лучше всего я знаю Молдавию. Я там живу у родственников. Молдавия мне очень дорога.

– Отчего же так? – Из глаз пани Ирены на душу князя пролилась добрая синева. – Я думаю, здесь не обошлось без любви.

– Ах, что вы! – вспыхнул, как девушка, князь и опечалился. – Простите.

– О, я вижу, как вы страдаете… Вам не с кем было облегчить душу. Святой старец для такой беседы не годится. Тут нужна женщина – слушатель, который все поймет.

Пойманной рыбке деваться было некуда, сеть замкнулась.

– Я сказал неправду, – согласился князь. – Но я и сам не знаю, любовь ли это.

– Она что же, из низкого рода?

– Наоборот! Из самого высокого.

– Не называйте мне имени вашей избранницы, расскажите, что было между вами, и я попытаюсь определить, сколь глубоки ее чувства к вам.

– Это было на свадьбе ее сестры. В Яссах. Я танцевал с нею после Петра Потоцкого, и она спросила меня: «Вам понравилось подвенечное платье моей сестры?» – «Такого великолепия я еще не видел», – ответил я. «А понравилась ли вам моя сестра? – спросила она. – Только говорите правду». – «Красота вашей сестры подобна самой звездной, самой строгой и прекрасной ночи, но ваша красота подобна раннему нежному утру», – так я ответил ей, и она улыбнулась мне и сказала: «На этом главном празднике моей сестры все, будто сговорившись, превозносят мои достоинства, но как вы думаете, к тому времени, когда придет пора выходить замуж мне, я подурнею или похорошею? Только говорите правду». – «Не знаю», – ответил я, и она засмеялась. «На вашем месте пан Потоцкий сказал бы: “В день вашей свадьбы солнце не явится на небосвод, потому что солнце будет одно”. Он так и сказал мне, когда мы танцевали. Не правда ли, сегодня великолепно?» – «А мне хочется на улицу, там столько забав для народа», – так я ей сказал, и она обрадовалась. «Давайте убежим из дворца. Я переоденусь в юношу, и нас никто не узнает…»