Герда Таро: двойная экспозиция - стр. 20
Вилли хотел всего лишь приятно провести день, покататься на лыжах и вовсе не жаждал влезать в эти дискуссии.
– Во Франции говорят, что Муссолини громко бряцает оружием, чтобы запугать другие страны, – попытался отделаться он, глядя на свежие следы лыж на спуске. – И укрепить позиции на родине.
Георг резко замотал головой.
– Нам отлично известно, кто он такой, наш фюрер, но не стоит питать иллюзий, будто эта собака лает, но не кусает. Здешние фашисты недолюбливают Гитлера, и пока мы можем этим воспользоваться. Вернуться в Париж, чтобы погрязнуть в войне между нищими эмигрантами, – какой в этом смысл? Мы не должны отказываться от борьбы, но и не должны терзаться муками совести из‑за того, что выбираем жить там, где в данный момент почти все проще и по карману.
– Перед кем ты тут разглагольствуешь? Перед горами? – с легкой усмешкой осадила его Герда.
Георг взял плитку шоколада, которую Герда протянула ему в знак примирения, уже стоя на лыжах на чистом снегу, и надкусил свою дольку, изобразив на лице наслаждение горьким вкусом.
Вилли не решился последовать его примеру, он был сбит с толку. Эта шпилька Герды без сомнения означала отказ (и это не могло его не обрадовать), но очевидно и то, что его друг в очередной раз пустил в ход свое красноречие, чтобы завлечь Герду, убедиться, что она на его стороне. Политические союзы под видом союзов любовных. Так повелось с той поры, когда она вошла в их компанию. Вилли не был рожден ни для того ни для другого, хотя со временем выяснилось, что он способен на незатейливый комплимент («Как тебе идет эта голубая блузка, эта прическа, у тебя такой отдохнувший вид») и даже может выговорить: «Как я рад тебя видеть», что должно было означать: «Я тебя люблю». Но так было с другими женщинами, за которыми он ухаживал, с женщинами, искавшими серьезных отношений. С Гердой подобные выражения были рискованными: в ответ она могла уколоть острой шуткой или потрепать его по голове – в прямом смысле или в переносном.
«Ach, Вилли».
У Георга Курицкеса был совсем другой репертуар: заговорщицкие намеки, комплименты под видом насмешки, пространные рассуждения с цитатами из Ленина, Маркса, Розы Люксембург и декламацией стихов Гейне. Как только Герда приехала в Лейпциг, он вступил в состязание с ее женихом из Штутгарта, не выдав себя ни единым словом, но пустив в ход весь свой словесный арсенал. Может, именно за это она выбрала студента-медика, пусть он и не мог предложить ей той роскоши, к которой ее приучил дорогой Питер, импортер колониальных товаров, потомок ганзейской торговой династии? Возможно, нет. Георг жил в километре от нее. Ей хотелось страстных ухаживаний, замешанных на страсти к политике: ее‑то Герда уж точно приняла всерьез. Ей хотелось соответствовать Лейпцигу и новым временам. Герде несказанно повезло, что она нашла себе такого наставника: она звонила в дверь на Фридрих-Карл-штрассе, когда вздумается, забывала в мансарде Георга книгу или перчатки, теряла шпильки для волос, и никого в доме не смущало, что последней из гостей остается девушка.