Герцог и я - стр. 4
В ярости он выхватил из рук няни серебряную щетку с длинной ручкой, которой та причесывала мальчика, и замахнулся на сына.
– Я тебя заставлю говорить! Ты упрямый маленький…
– Нет!
Няня вскрикнула. Герцог выронил щетку. Оба они в первый раз услышали голос Саймона.
– Что ты сказал? – прошептал герцог. На глаза ему навернулись невольные слезы.
Мальчик стоял перед ним со сжатыми кулачками, подбородок его был вздернут.
– В-вы н-не…
Герцог смертельно побледнел.
– Что он говорит, Хопкинс?
Сын попытался выговорить что-то.
– В-в… – вырывалось из его горла.
– Боже, – с трудом вымолвил герцог, – он слабоумный.
– Он не слабоумный! – вскричала няня, бросаясь к мальчику и обнимая его.
– В-вы н-не б… бей… т-те… – Саймон набрал еще воздуха, – м… меня.
Герцог присел на кресло у окна, обхватил голову обеими руками.
– Господи, чем я заслужил такое? – простонал он. – В чем провинился?
– Вам следует похвалить ребенка, – услышал он голос няни. – Четыре года вы ждали, и вот он заговорил.
– Заговорил? Да он идиот! Проклятый маленький идиот! И заика к тому же!
Саймон заплакал. Герцог продолжал стенать, никого не видя.
– О Боже! Род Гастингсов должен закончиться на этом слабоумном! Все годы я молил небо о сыне – и вот что получил! Придется передать мой титул настырному двоюродному брату… Все, все рухнуло!.. – Герцог снова повернулся к мальчику, который всхлипывал и тер глаза, тщетно стараясь унять рыдания. – Я даже не могу смотреть на него! – выдохнул герцог. – Нет, не могу!.. Это выше моих сил. Его незачем учить!
С этими словами он выскочил из детской.
Няня Хопкинс крепко прижала к себе ребенка.
– Не правда, – горячо шептала она ему, – ты очень умный. Самый умный из всех детей, каких я знала. И ты скоро научишься хорошо говорить, голову даю на отсечение!
Саймон продолжал плакать в ее ласковых объятиях.
– Мы еще покажем ему! – пригрозила няня. – Заставим взять обратно свои слова, клянусь всеми святыми!..
Няня Хопкинс не бросала слов на ветер. Пока герцог Гастингс проводил время в Лондоне, стараясь забыть, что у него есть сын, она не теряла ни минуты, не выпускала Саймона из поля зрения и учила его, как могла, произносить звуки, слоги, слова, поощряя лаской, если у него получалось, и подбадривая, когда слова не складывались.
Дело продвигалось медленно, но успехи все же были, и, когда Саймону исполнилось шесть, он уже не так сильно заикался, а к восьми годам справлялся порой с целым предложением, ни разу не заикнувшись. По-прежнему он говорил хуже, если бывал чем-то расстроен, и няня не уставала напоминать, что он должен научиться владеть собой и оставаться спокойным, если хочет произносить слова и фразы нормально.