Где кончается мир - стр. 8
Двумя месяцами ранее на Хирте
Сброшенный на берег узелок с одеждой. Если бы лодку подбросило на волне, эта котомка могла бы запросто свалиться в море и сгинуть. Но рулевой, мистер Гилмор, каждые пару месяцев приплывал с Гарриса – привозил почту и разные полезные вещи. Это был его особенный талант: приставать к каменистому берегу. Никто больше так не мог. Он досконально знал побережье Хирты и умел сбросить на берег что угодно. Рука у него была крепкая, целился он метко, так что узелок с одеждой покатился по земле и примостился среди ожидающих лодку людей.
В узелке прятались пожитки старого Иана, который отправился на Гаррис проведать свою овдовевшую сестру, да там и умер. Узелок с одеждой – скромное имущество, но некоторые умирают, владея и того меньшим. Позднее обитатели деревни поделят его содержимое – найдут какое смогут применение тряпкам да обноскам. «Парламент» деревенских старейшин решит, кому достанется, к примеру, кисет. Но пока что узелок бросили в классную комнату; были и другие свёртки, ящики и котомки почты, которые надо было выгрузить на берег.
– От чего помер-то он? – спросила Флора Мартин.
– От чего он умер? Воздуха не хватило? Жизнь подошла к концу? От чего люди умирают? – важно спросил пастор, преподобный Букан. – Путь его окончен, и Господь призвал его к себе.
Но лодка принесла не только узелок. Но и Мурдину Галлоуэй. С большой земли. Племянницу миссис Фаррисс. Она дождалась, пока поднимется новая волна, и тупила на берег прежде, чем лодка снова опустилась. Сам Христос, перейдя море, должно быть, сошёл на берег так же безмятежно.
Нос лодки мягко стукался о камни. Немало лодок разбилось о скалы Хирты: из их обломков получались отличные двери и скамейки, ведь на самом острове деревьев не было. Для любого вроде Куилла, никогда не покидавшего дома, дерево было чем-то, что и представить-то трудно.
В этом отношении Мурдина была сродни деревьям. Темноволосая, с по-зимнему бледной кожей, она совсем не походила на женщин с Хирты. Их глаза обрамляли морщины от того, что они постоянно вглядывались в дождь и туман или блики моря. Её глаза были огромными, круглыми и тёмными, как торф. Руки у неё были не грубые и не кривые, как клешни, а гладкие и бледные, а пальцы – длинные. Она жестикулировала ими. Они говорили, эти руки – как и она сама.
Бывает порой, в ветреный день дома всё спокойно и приятно, а потом дверь распахивается и внутрь влетает… ветер. Надолго он не остаётся. Но вызывает… беспокойство. Мурдина беспокоила Куиллиама, а ему вообще-то не нравилось беспокоиться. Когда жизнь трудна, нужно радоваться скучной повседневности. Переживания исходят из плохих вещей – упавший со скал человек, вломившаяся в огород овца, помявшая посевы буря. Пастор говорил о «блаженствах неизъяснимых», ожидающих их в Раю: это была его любимая фраза, «блаженства неизъяснимые», но поскольку Куилл понятия не имел, что означает «неизъяснимые» или из чего состоит «блаженство», её смысл от него ускользал. Скучной повседневности ему было достаточно. А потом с лодки сошла Мурдина, и Куилла переполнили блаженства неизъяснимые. Чувства скреблись внутри него, как мышь внутри совы. Может, она и была просто племянницей миссис Фаррисс, приехавшей помочь пастору в школе, но она