Гастроли «ГЕКУБЫ» - стр. 14
– Сильных любить легко! – напевал я. – Ты слабака, подруга, полюби! Чтоб грязный, потный и без глаз. Вот это, стало быть, любовь! Вот это чувство! Ну, а сильных… Сильных, моя голуба, если хочешь знать, вообще не любят!
– Как это? – Катька, сбросив с себя халатик и трусики, заприплясывала рядом со мной. Тяжелые, удивительных форм груди покачивались совсем рядом, дразня и отвлекая внимание, заставляя тянуться и тянуться к ним руками. Музыки она, понятно, не слышала, но копировала мои движения довольно точно. Я же говорю, – талантливая девка!
– А так, – заорал я. – Любовь к сильному – это эгоизм, а не любовь! Могучая спина, здоровое потомство – при чем здесь любовь? Чистой воды эгоизм! Поэтому платоники – самый передовой народ на земле. Даже лучше ирландцев.
– Чего же ты возле меня отираешься?
– Потому что с самого начала чуял в тебе душу, потому что знал, рано или поздно этим кончится, – я весело помахал руками, изображая улетевшее счастье. – Коленом в пах – и адью! Но платонически я буду тебя любить еще довольно долго. Может быть, даже лет до сорока трех.
– А дальше?
– Не знаю. Дальше ты станешь пенсионеркой, а этого я еще не проходил.
– Ой-ей-ей! – Катька скосила глаза куда-то вниз. – Похоже, с травмой у тебя не слишком получилось.
– Точно, – я сконфузился, – как же оно так…
А через минуту, накрывшись пледом, мы уже вовсю копошились на диване. Наушники с меня слетели, но мне было не до них. Платонизм, конечно, славная штука, но ведь как-то обходился я до этого без него, правда?
За нашими спинами скрипнула дверь, и, подняв голову, я рассмотрел мокрого Серегу. Часть своих веснушек он то ли просыпал по дороге, то ли смыл водой. Чистенький, кудрявый, румяный, аки ангел, он таращил на нас глазенки и ничего не понимал. Так и чудилось, что сейчас спросит: «А чё это вы тут делаете?..»
– Ой! – Катька высунула голову из-под одеяла и прыснула. – Я думала, он уже ушел.
– Я это… Насчет полотенца.
– У них в общаге нет воды. Ни горячей, ни холодной, – пояснил я.
– И полотенец тоже нет?
Серега ошарашенно кивнул. До него наконец дошло, чем мы тут занимаемся. Грамотный сорванец!
– Я тебе его принесу, – Катька пальцами изобразила идущего человека. – Только ты выйди на пару минут, ага?
– На пару? – удивился Серега.
– На три, – уточнила Катька.
– На восемь, – подытожил я.
– Ой-ли? – Катька хихикнула.
– А вот увидишь!..
Голова болела, сердце екало от радостных и непонятных вещей. Хотелось танцевать и жаловаться на измученный ударами мозг. Я и жаловался. Таким вот заковыристым образом. Меня ласкали – и как бы жалели.