Гамбит по Воскресенскому - стр. 48

Обернувшись, я встречаюсь с яркими, словно безоблачное небо глазами подруги.

Скрестив руки на груди, Стася стоит в проёме нашей двери и разглядывает пакеты. Длинные тёмные волосы собраны в неаккуратную кральку, огромные наушники болтаются на шее, а сама Стася всем своим видом требует объяснений.

Я сжимаюсь. Непроизвольно, хотя знаю, что она вытащит из любой ямы, что поможет. Но всё равно чувствую себя так, словно провинилась перед старшей сестрой. Или перед отцом.

— Стась…

— Без эмоций, чётко и по делу, — строго качнув головой, она сторонится, пропуская меня в квартиру.

Ждёт, пока поставлю пакеты на пол. Откуда их, вообще, столько? Давит своим невозможным взглядом.

— Попалась?

Вместо ответа я опускаю голову, поджимаю губы.

Я же не думала, что он…что мы… что Воскресенский окажется таким.

— Значит, разрулим. — Я вскидываюсь, встречаюсь с уставшим взглядом. И поддаюсь, когда она за руку утаскивает меня в сторону кухни. — Рассказывай, чудо.

***

Задрав голову до боли в шее, рассматриваю пафосную стекляшку Звягинцева.

У Кота тоже стекляшка, но какая-то душевная, что ли. Или я просто двинулась, как меня весь вечер пыталась убедить Стася.

Качаю головой и уверенной походкой иду к вращающейся двери.

Почему-то несложно быть уверенной вдали от Воскресенского. Зато рядом с ним я всё время чувствую себя дурочкой. И то ли прибить хочу, то ли…

Всё, хватит об этом.

Захожу, любопытно оглядываюсь. Исключительно для ресепшен и камер. Как же, я ведь здесь впервые. Хотя и правда впервые, но внутренности этой стекляшки мало отличаются от внутренностей других. Никакого воображения.

— Здравствуйте, — пошире раскрываю глаза и напускаю блеска, чтобы выглядеть восторженной. — Я новый курьер, меня ждут в… на втором этаже.

— Имя? — сразу же теряет интерес блондинка с обложки.

— Солнцева Майя Никитична.

Я не использую дважды одно и то же Ф.И.О., оставляю только имя, чтобы не путаться. Но это же Воскресенский. Спросить ведь — это слишком сложно.

Продолжая мысленно перебирать все недостатки одного конкретного котяры, поднимаюсь на второй этаж. Вот только двести двенадцатый кабинет заперт. Наглухо заперт, легко подопнув светлую дверь, я в этом только убеждаюсь.

— Майя Никитична? — раздаётся за спиной.

Я здесь уже знаменитость? Плохо, очень плохо.

Взгляд выхватывает камеры, с которых моё лицо можно брать хоть на обложки журналов — настолько чётким оно будет.

— Да, а вы? — с застенчивой улыбкой.

— Иван Фёдорович просил вас подняться в пятьсот пятый кабинет, он сегодня там, — мимоходом роняет девушка, у которой я даже лица не могу разглядеть.