Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра - стр. 34

– Позвольте, господин подполковник? – обратился Дашевский. – Почему бы губернатору не обратить внимания на работу чинов его собственного Особого отдела? Все мы знаем, как они ведут сыск, который сводится к полицейским облавам и обыскам по донесениям агентуры с последующей депортацией подозреваемых. Никакой продуманной и умной работы по вскрытию шпионских сетей во Львове. Шпионов же в городе, по нашим данным, предостаточно.

– Владимир Михайлович, – с многозначительной улыбкой вставил Корецкий, – неужели для вас секрет, как подбираются кадры губернаторских служб? Заниматься поимкой шпионов там определенно некому. Кругом адъютанты и помощники с баронскими и княжескими титулами…

– Господа, господа, – нетерпеливо прервал их Ширмо-Щербинский, – господин подполковник собрал нас здесь не для критики штаба генерал-губернатора. Дело совсем в другом. Вы знаете, насколько непросты отношения Брусилова с графом, и наша задача не ставить командующего в неловкое положение из-за наших возможных нарушений установленного порядка.

Совещание вскоре закончилось, и шоферу Снигиреву было поручено проехаться с Белинским по городу и ознакомить его с местами предстоящих перемещений.

Военно-цензурное отделение города Львова приступило к работе с первых дней оккупации города.

Начальник отделения цензуры полковник Фатьянов и его заместитель доктор философии Филипп Свистун старались выполнять свои обязанности в строгом соответствии с положением о военной цензуре. Каждое утро сюда, на Чарнецкого[27], шестнадцать, доставлялись для просмотра кипы военной и частной корреспонденции. Ее вскрывали и просматривали, и если там содержалась военная тайна или обнаруживалось содержание преступного характера – изымалась и отправлялась в штаб армии. Письма на еврейском языке пересылали в Киев – в специальную цензурную комиссию.

Эта часть работы отделения не представлялась сложной. Куда хлопотнее было ставить штамп «Разрешено» на пробные экземпляры десяти дозволенных в городе газет, просматривать репертуары местных зрелищных заведений и прочие материалы публичных мероприятий. Ответственный за этот объем информации доктор философии Свистун старался не пропустить в них статей и высказываний, недопустимых по форме и содержанию в военное время, а также критики в адрес администрации. А этого хватало с лихвой не только в польскоязычных изданиях, но даже в редактируемой капитаном Наркевичем газете «Львовское военное слово». Начальник отделения даже счел необходимым обратиться по этому поводу лично к командующему фронтом с просьбой замены редактора другими лицами, «более отвечающими своему назначению».