Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - стр. 29
В Германии война с Францией также воспринималась как рано или поздно неизбежная, и большинство немцев считали ее справедливой, в отличие от войны с Австрией. Прусские консерваторы так и не избавились от травмы 1806 года под Йеной и Ауэрштедтом и своего унижения: австрийцы и британцы вмешались в 1814–1815 годах, лишив их возможности совершить акт справедливого отмщения. Для либералов Национального союза Франция, с ее неудовлетворенными аппетитами в отношении левобережья Рейна и провинции Эльзас, которую Людовик XIV выхватил из старой империи, была и оставалась заклятым врагом германского единства. Хотя для немцев в целом – как на самом деле и для британцев того времени – Франция, если принимать во внимание ее недавние агрессии и бесконечные революции, являлась нарушителем европейского мира. Привести ее в состояние бессилия и в то же время вернуть себе Эльзас означало бы удовлетворить требования и практической политики, и националистического идеала.
Никто не придерживался этого взгляда с большим убеждением, чем сам Мольтке. Для него Франция являла собой извечного противника, и так было начиная с кризиса Рейнской области в 1831 году. Безопасность Пруссии, по его мнению, никогда не могла бы быть гарантирована, пока существовала Франция, способная поставить ее под угрозу. Война 1859 года в Италии представлялась ему просто уведомлением о грядущей агрессии. «Франция, – писал он тогда, – до сих пор боролась за других; теперь же она намерена бороться и завоевывать для себя». В 1866 году, сразу же по завершении войны в Австрии, он стал убеждать Бисмарка в желательности – и полной осуществимости – агрессии против Франции, причем немедленно, пока силы пруссаков не были еще демобилизованы. Год спустя, на переговорах о будущем Люксембурга, он снова убеждал в необходимости войны. Герцогство Люксембург было членом старой германской конфедерации, управляемой теперь королем Нидерландов в статусе великого герцога. Наполеон ш видел в этом кусочке старой Германии весьма разумную компенсацию ради повышения престижа Франции, и Бисмарк, поскольку король Нидерландов выразил свое желание не видеть герцогство частью нового Северогерманского союза, был готов по крайней мере провести переговоры по этому вопросу. Но сам город Люксембург представлял собой крепость с правительством и с прусским гарнизоном. И Мольтке пришлось бы отвечать на вопрос: был ли его отказ совместим с военной безопасностью Северогерманского союза? Мольтке энергично протестовал. Переговоры стали достоянием общественности, и депутаты рейхстага (германского парламента с 1867 года в Северогерманском союзе) и националистические органы печати вознегодовали. Это, заявил Мольтке, блестящая возможность. Война с Францией была неизбежна в течение пяти лет, и все это время военное превосходство над Францией постоянно уменьшалось. «Представившаяся возможность хороша, – доказывал он, – она носит националистический характер, и мы должны использовать ее в наших интересах». Бисмарк олицетворял взгляд государственного лица, и все завершилось мирно – пруссаки отозвали гарнизон из крепости и нейтрализовали Великое герцогство, взяв его под свою защиту. Мольтке не мог отрицать политическое здравомыслие решения Бисмарка, как и приоритет политических соображений над военными, но сетовал, что «он будет стоить нам многих жизней в свое время».