Франкфурт 939 - стр. 14
Человек умный и знающий сам в трущобы не сунется. Сперва разыщет кого надо в городе, назначит встречу, переговорит, а когда придёт, все будут знать, что его трогать нельзя, он по делу. Это при удачном раскладе, но ведь бывает и иначе. Найдёшь не того человека, придёшь при больших деньгах в трущобы и всё, больше тебя не увидят. Нельзя такого отпускать. Потеряв серьёзную сумму, дурак пойдёт на глупости, чтобы её вернуть, или испортит жизнь там, где у него есть власть. Вот и выходит, что проще убить, и никаких последствий. Трясутся за своё золото, будто ничего в мире больше нет. Им кошельки дороже жизней. Сами виноваты. Ничуть не жалко.
Тех, кто с кошельком расстался, но от затеи своей не отказался, выслушают. Может, и за дело возьмутся. Мало того, что плату получат, так ещё и новые «кошельки» в трущобы припрутся. Главное – им не намекать, что можно по-другому, без унижения. И совсем неважно, к кому обратятся, в трущобах действует принцип взаимных интересов. Всё равно деньги тратятся здесь на выпивку, шлюх, краденые шмотки и украшения.
Бруна в трущобах знает каждая собака. Ещё бы, второй человек в крысиной братии, а одевается неприметно, никак не избавится от прежних привычек. Когда ты вор, полезно быть незаметным. Впрочем, примет у него предостаточно. Раковина левого уха частично откусана. В юности на него собак спустили. На шее извилистый шрам. Запутался как-то в кустах. Украшений Брун не признаёт, но золотой крест на цепочке носит.
Ему кивают в знак приветствия и уважения, а он не обращает внимания, проходит мимо. Бредёт куда-то задумчивый и хмурый, потягивает из штофа гадкое пойло. Пить противно, но Брун пьёт. На ходу высоко запрокидывает голову, вытряхивая последние капли. Не прервался даже, переступая через пьяное тело, что распласталось в грязи прямо посреди дороги. Ещё немного и лежал бы лицом в свиных какашках.
Похоже, кто-то не уследил за животиной. Выпустил вечером попастись на улицу, полакомиться мусором, а свинья забрела в трущобы. Здесь для неё много вкусного. Ну всё, считай пропала. На обед в таверне у норманна будет свежая свинина.
Сам не заметил, как ноги вывели к её дому. Брун постоял немного, шатаясь.
– А-а, к чёрту.
Выкинул штоф подальше и несколько раз ударил в дверь. Потом ещё, и ещё, и только тогда послышался приближающийся топот. Так топают от недовольства. Дверь отварились и первое, что увидел Брун – кулак, прилетевший в лицо.
Глава 5
Саид проснулся на рассвете. Прислушался – тишина. Впрочем, не удивительно, Юсуф никогда не встаёт в такую рань. Скорее, он мог ещё не ложиться, но тогда бы Саида давно разбудили женские визги. Сон у него чуткий.