Французский роман - стр. 6
5
Арестантские лохмотья
Это тебя я искал все это время,
в шумных подвалах, на площадках, где никогда не танцевал,
в море лиц,
под мостами из света и простынями из кожи, в красном лаке на женских ногах над краем пышущей жаром постели,
в глубине безнадежно пустых глаз,
на задних дворах кособоких домишек, за спинами одиноких танцовщиц и пьяных барменов,
среди зеленых мусорных баков и серебристых кабриолетов,
я искал тебя среди разбитых звезд и фиалковых духов,
в ледяных руках и липких поцелуях под ветхими лестницами,
на потолке залитых светом лифтов,
в тусклых радостях, в удаче, пойманной за хвост, и неискренне крепких рукопожатиях,
мне пришлось все бросить и больше не искать тебя
под черными сводами,
на белых кораблях,
в бархатных вырезах и сумрачных отелях,
в лиловых восходах и желтоватых небесах, в мутных рассветах,
мое потерянное детство.
Полицейские вознамерились установить мою личность; я не возражал, мне и самому это было интересно. «Кто может рассказать мне, кем я стал?»[4] – вопрошает Король Лир в пьесе Шекспира.
Я всю ночь не сомкнул глаз. Не знаю, настало утро или еще нет: надо мной вместо неба мигающая лампа дневного света. Я заключен в световую коробку. Лишенный пространства и времени, отныне я обитаю в контейнере с вечностью.
Камера предварительного заключения – это такое место во Франции, где на минимум квадратных метров приходится максимум боли.
Мою юность больше не удержать.
Я должен копаться в себе, прорыть туннель, как Майкл Скофилд в сериале «Побег», и выбраться из темницы. Заново отстроить свою память, как возводят стену.
Но разве можно спрятаться в воспоминаниях, которых нет?
Мое детство – ни потерянный рай, ни унаследованный ад. Скорее оно представляется мне затянувшимся периодом послушания. Люди склонны идеализировать свои ранние дни, но ведь поначалу ребенок – это просто сверток, который кормят, носят на руках и укладывают спать. В обмен на пищу и кров сверток понемногу привыкает подчиняться внутреннему распорядку.
Те, кто ностальгирует по детству, на самом деле сожалеют о тех временах, когда их кто-то опекал.
В конечном счете полицейский участок – те же ясли: вас раздевают, кормят, за вами следят, не пускают на улицу. Ничего странного, что моя первая ночь в тюрьме отбросила меня так далеко назад.
Никаких взрослых больше нет. Только дети разного возраста. Следовательно, сочиняя книгу о своем детстве, я буду говорить о себе в настоящем времени. Питер Пэн – персонаж, страдающий амнезией.
Есть одно любопытное выражение: спасается бегством. А что, не трогаясь с места, спастись нельзя?