Формула счастья. Сборник рассказов - стр. 18

Я не выдержал, обернулся. И раздраженно бросил:

– Не бойтесь, бабки, есть у меня деньги! Вот.

И зачем-то полез в карман. Та, что в красном платке, недоверчиво улыбнулась и махнула на меня рукой, как бы извиняясь.

– А если не секрет, сколько вам, бабушки?

Она ставит ведро с яйцами на скамейку, смотрит с паузой, мол, сколько дашь? Потом говорит:

– Мне восемьдесят семь.

А та, что пришла в сберкассу прятать деньги от грабителей, тихонько сказала:

– А мне девяносто один.

И тоже посмотрела мне в глаза. Взгляд у нее невинный, как у ребенка, – открытый и ясный, аж душу выворачивает.

– Одинокие мы. Никого у нас нет. Некому за нас заступиться. Вот и боимся всего.

Я говорю:

– А милиция?

– А что милиция? Они приедут, милиция, протокол составят и уедут. А мы здесь останемся. Походят, походят и уедут – до следующего раза. Последний раз залезли – у внука пилу, эту, как ее, бензиновую, он в сарайке наверху ее прятал, и ту нашли.

– Вот, внук! – обрадовался было я.

– Ну, он не родной мне.

Смущенно опускает глаза.

– Я дом на него переписала. Когда помру – он новый построит. Пока ездит, помогает. Он не здесь живет.

– А соседи?

– А что соседи? Они у нас знаешь какие? Богатые! Не здороваются. Я когда по прошлом годе картошку копала, пошла в магазин за хлебом. А картошка во дворе осталась сохнуть. Пришла – а у меня от кучи-то почти ничего и не осталось. Всю крупную забрали, а мелочь разбросали. Я бегом к соседям. Те знать ничего не знают. Ничего не слышали. Соседи… Но я хитрая. Я после последнего раза, как залезли, стала всем рассказывать, что милиция, когда последний раз приезжала, кнопку мне поставила. Чтобы меня караулить. Если кто снова полезет, я на кнопку нажму, и готово! Попались, голубчики!

И смеется…

– Все кругом знают, что я одна. В город поехала или в магазин ушла – заходи, бери что хочешь. Никому дела до нас нет. Страшно жить стало. Ой, страшно. А мы ведь раньше знаешь как жили? Двери не запирали. А сейчас? Ночью приедут – фарами по окнам светят: есть кто дома? Я шторы раздерну, они у меня такие, тяжелые крепдешиновые, ничего не видать, сяду на кровати, чтобы меня видно было. Дескать, жива еще. Не лезьте, Христа ради, подождите маленько! И молюсь: «Господи, помилуй!» И Господь милует.

Та, что постарше, которой девяносто один, слушала нас, слушала, а потом сказала:

– Хватит, Кондратьевна, человека пугать страхами своими. Бог да Христос! Ты чего, парень, пригорюнился-то? Жалко, что ли, тебе старух? Ты давай это брось! Знаешь, какая она, – и указывает на ту, что с яйцами, – знатная была, боевая!