Фиванский цикл Избранные главы - стр. 4
– Больно жалкий у него был вид. – розовый от вина, Антоний покраснел еще больше.
– Ты вечно всех жалеешь. Добрая душа. Смотри, как бы этот бродяжка блох не напустил.
– Ладно тебе, успокойся. – до сих пор молчавший Клиний, поднялся, кликнул слугу – молодые люди запросто распоряжались в гостях с согласия хозяина:
– Принеси-ка нам еще вина.
Вечер сгущал краски, друзья то и дело осушали кубки – разговор лениво клеился из обрывков фраз и недосказанных мыслей.
– На той неделе надо бы съездить в порт – речь шла о гавани Саронийского залива, удаленной от города на 30 стадий. Туда вела удобная мощеная дорога – приказчик что-то мудрит. Отец велел…– помутневший взгляд Антония уперся в позолоченный кубок – язык поворачивался с большим трудом, его клонило в сон не то от усталости, не то от выпитого вина.
Диомед напротив, был оживлен, глаза блестели – он пытался расшевелить друзей, Эдип и Фарик принялись играть в кости, Клиний, на которого слова философа произвели впечатление, задумчиво ворошил свою шевелюру:
– Я с ним не согласен. Коринфу нужны рабы – а где мы их возьмем, если станем уважать все варварские народы? Кто тогда работать будет?
– Придется тебе самому впрягаться в повозку – Диомед подошел поближе, его фигура практически закрыла выход из беседки.
– Что ты смеешься? Возьми, к примеру, Афины – далеко ходить не будем – они повадились перехватывать наши торговые суда.
Это было новой проблемой для города. Афиняне в самом деле заворачивали корабли, идущие в Коринф из Эгейского моря, вынуждая их заходить в свой порт Пирей. Таким образом, Коринф терял клиентов одного за другим, а с ними и прибыль от несостоявшихся сделок. Понятно, что граждан Коринфа это обстоятельство сильно раздражало и служило темой для обсуждения буквально везде – в бедных и богатых домах, на улицах, в храмах – где угодно возмущенные люди готовы были бесконечно говорить об этом.
– Если верить этому философу, то нужно оставить все как есть. – выронив пустую чашу, продолжал совсем захмелевший Клиний. Сосуд брякнулся об пол, жалобно зазвенел и застыл возле его ног – Нельзя, видите ли, мешать благу афинян. А то, что они мешают нам – это неважно, это совсем другой вопрос. Выходит им можно, а нам остается только понять их и простить – разве это правильно?
– О чем ты говоришь – нет, конечно. – Диомед опрокинул очередной кубок, отщипнул виноград, поморщился – голова закружилась, лицо друга принялось раздваиваться прямо на глазах – он тяжело опустился на узкую скамью.
Из темноты сада неожиданно возникла чья-то физиономия. Диомед икнул с испугу (нельзя столько пить), медленно сообразил – это же слуга.