Философская оттепель и падение догматического марксизма в России. Философский факультет МГУ им. М. В. Ломоносова в воспоминаниях его выпускников - стр. 24

Михаил Трифонович, коммунист чуть ли не с юношеского возраста, был типичным партийным карьеристом. Окончив Академию коммунистического воспитания, он оставался поверхностным и безнадежным догматиком, ухватившимся за русских революционных демократов, мусолившим «ленинские традиции в философии». Лез во все редколлегии, включая те, в которых он был пустым местом. В отношении подчиненных и тех, кто стоял ниже его по служебной лестнице, нередко проявлял себя откровенным хамом. Вместе с тем обладал даром хорошей речи и определенного остроумия. Не признавая Марка Борисовича Митина достойным руководителем «фронта», он придумал для него «псевдоним» Мрак Борисович Мутин. Обыгрывая его свойства «толкать речи» не всегда по данному вопросу, Михаил Трифонович окрестил его Маркс Борисович Митинг.

Очень быстро на кафедре скомпоновали (главным образом благодаря помощнику диссертанта Владимиру Ивановичу Газенко) тексты под заголовком «Из истории русской философии», которые и были представлены в ученый совет. Первым официальным оппонентом стал тот же Митин, вторым – Владимир Семенович Кружков, преемник Митина в качестве директора ИМЭЛ, третьим – Орест Владимирович Трахтенберг, самый достойный и грамотный по сравнению с первыми. Защита состоялась «нормально», т. е. совершенно формально, Митин дал должный отзыв официального оппонента и совершенно положительную рекомендацию диссертанту. Но через неделю-другую, придя на кафедру, в присутствии моем и Цебенко он, ухмыляясь, сказал: «У меня такое впечатление, что Михаил Трифонович один и тот же текст трижды пропустил через пишущую машинку».

Новоиспеченный доктор, диссертация которого не попала в Ленинскую библиотеку, что в дальнейшем привело к неприятным скандалам для Иовчука, вместе с Александровым и Федосеевым стал членом академии: первый действительным, остальные – членами-корреспондентами.

Они, надо думать, очень торжествовали, но, оказалось, преждевременно. Уже после избрания всё это стало известно Сталину. В свое время он «помог» пройти в академию с соблюдением всех формальностей Митину (в действительные члены) и Юдину (в члены-корреспонденты). Но они тогда были нужны Сталину для сокрушения «меньшевиствующего идеализма», основанного на гегельянстве. Теперь же он поддерживал другой порядок, зорко следя за теми выдвинувшимися деятелями руководства партии, которые слишком «зарывались». От многих работающих в АОН я слышал, что генсек пригласил президента академии Сергея Ивановича Вавилова и просил его сообщить, каким образом все представители руководства управления агитации и пропаганды ЦК стали членами Академии наук. Тот ему ответил, что на этих достойных лиц поступила рекомендация ЦК ВКП(б) (она была обязательна и тогда строго соблюдалась). «Ну, я вам такой рекомендации не давал, – сказал генсек. – Может быть, она поступила от т. Жданова?» Вавилов ответил, что и этого не было. «Тогда кто же такую рекомендацию вам направил?» – снова спросил вождь. «Мы получили ее от т. Иовчука», – ответил президент академии (следовательно, Иовчук рекомендовал и самого себя). Тогда генсек спросил Вавилова: «А нельзя ли их всех обратно»? Последний сказал, что, увы, устав академии не позволяет такое сделать. Сталин будто бы сказал: «Ну, хорошо. Мы примем свои меры». Действительно, вскоре мы узнали, что Иовчук удален из ЦК партии и направлен в Белоруссию как секретарь по пропаганде тамошнего ЦК. Федосеев был назначен главным редактором «Большевика». Положение Александрова тоже покачнулось.