Фигуры света - стр. 41
В приют они идут пешком. Физические нагрузки – лучшее средство от нервических болезней, которыми часто страдают женщины, ведущие праздный образ жизни, а хорошие привычки нужно вырабатывать с юных лет. Холодно, зато над деревьями голубое небо. Алли старается наступать на мамину тень. Мостовая усыпана конскими каштанами в восковой бело-зеленой скорлупе.
– Поторопись, Мэй. Мы не каштаны собирать вышли.
Мэй пытается засунуть каштан в карман, но шипы мешают.
– Ай! – говорит она.
– Вот что бывает, когда мешкаешь и подбираешь с земли всякий мусор, – говорит мама. – Давай, живее.
Алли берет Мэй за руку, они семенят за мамой и, оставив позади большие дома и высокие деревья, сначала идут по улице, куда они с Дженни иногда ходят за покупками, а затем по совсем незнакомой Алли дороге.
– А это далеко от папиной конторы? – спрашивает она.
Папа однажды брал ее с собой на работу, и Обри поил ее чаем и угощал пирогом, потому что папа уходил поговорить с кем-то важным.
– Не так далеко, как ему хотелось бы, – отвечает мама.
Не надо было Алли вспоминать папу после того, что случилось за завтраком.
– У меня ноги устали, – бубнит Мэй.
– Тсс, – говорит Алли, хотя и ей уже кажется, что если они не остановятся, то она протрет дыру в ботинках.
Мама шагает впереди, спрятав руки в муфту, отчего создается впечатление, будто она несет что-то ценное. Лавки, мимо которых они проходят, совсем не такие, как те, что возле дома. Все здания ниже, будто окружающий их мир уменьшается в размерах. Вскоре улицы сделаются в самый раз для Алли, а затем и для Мэй – не больше домика для игр их подруги Элис, – а потом для Розамунды, большой куклы Алли, которую Обри подарил ей на Рождество, а потом и для феечек-с-пальчик, которые он дарил Мэй. Экипажи величиной с мышь будут хрустеть под мамиными ботинками. У этих лавок облупившиеся фасады, а окна очерчены толстым слоем копоти, который истончается к центру, будто дыхание на холодном стекле. Продают здесь вроде бы то же, что и везде: мясо, овощи, одежду, горячие пирожки. Здесь им чаще приходится через что-нибудь перешагивать, а в дверных проемах виднеются груды старого тряпья и грязной одежды. Она не видела ни деревьев, ни травы с тех самых пор, как они вышли из дома.
– Мне здесь не нравится, – говорит Мэй.
Мама останавливается:
– Что ты сказала, Мэй?
Мэй глядит себе под ноги, ковыряет пыльную мостовую носком ботинка.
– Ничего, мама.
– Тебе здесь не нравится. Как и тысячам живущих здесь детей. Они хотели бы жить в твоем доме, играть в твои игрушки, есть вкусную горячую еду, которую ешь ты. Они хотели бы спать в твоей чистенькой кровати, проснувшись, видеть розы на стенах и умываться в твоем красивом умывальнике.